— Ничего подобного! Мой конь — огонь! Он успеет. Потому постараюсь встретить их сзади. Ну, не встретить, так догнать. Стрелами. Вы бейте в лоб, а я попытаюсь захватить хоть одного!
Он охнул.
— Ваше величество!
— У нас нет времени на долгие войны, — напомнил я несчастным голосом. — Хотя и хотелось бы. Я же весь воинственный, вы же видите.
Он сказал несчастным голосом:
— Да, но… Ваше величество, не рискуйте слишком!
— Мне можно, — ответил я. — С Богом, сэр Виртвуд! Выполните свою задачу. Она важна настолько, что при ее решении позволяю не считаться с потерями.
Он буркнул в неловкости:
— Ваше величество, не извиняйтесь.
— Я разве извиняюсь? — спросил я.
Он кивнул.
— Вы говорите так, словно виноваты и оправдываетесь. Но мы все равно погибнем, если не сделаем невозможное! Потому любые жертвы… сейчас не жертвы, а необходимость. Потому да, мы сделаем все, что сможем… и дальше больше. Мы постараемся помочь вам захватить в плен чужака, даже если всем нам придется сложить головы.
Говорил он красиво, с пафосом, выпячивая грудь и сверкая глазами, но очень искренне, и я вдруг ощутил острый холод в груди и почти физическую боль при мысли, что, скорее всего, больше его не увижу.
— Мне нужна ваша голова, — ответил я с усилием, — на ваших же плечах, а не на дороге… Главное, бейте первыми! Не нужно это древнерыцарское насчет уступить противнику первый удар.
Боудеррия некоторое время ехала следом молча, а когда я услышал ее голос, в нем была печаль:
— У тебя предчувствие, что он погибнет?
— А у тебя предчувствие, — спросил я, — что у меня предчувствие?.. Смотри, видишь, вот там угол леса?
Я указал на выступающий клин во главе с могучими дубами, что упорно отстаивает территорию леса от окружившей с трех сторон степи с ее озверевшей в борьбе за выживание травой.
— Да… что там?
— Они пройдут там.
Ее большие глаза округлились и стали еще крупнее.
— Это они тебе сообщили?
— Моя мудрость, — пояснил я скромно, как и положено паладину, — мой талант и мои замечательные природные и врожденные способности, усиленные воспитанием и обучением. Хотя короче это можно объяснить и прекогнией, хотя мне больше нравится предыдущий вариант.
Она не слушала мой бред, вглядывалась в плотную группу деревьев.
— Хочешь напасть оттуда?
— Люблю догадливых, — ответил я. — Особенно женщин. Которые понимают, что нам нужно.
Она смерила меня недобрым взглядом.
— Для этого не нужно быть особенно догадливыми.
Конь под нею поднялся на дыбки, красиво помесил воздух копытами и с места взял в карьер. Арбогастр покосился на меня, я кивнул снисходительно, пусть повыпендриваются, мы свою силу знаем, перед сопливыми выказывать даже неловко.
Бобик понесся впереди, подпрыгивая и оглядываясь в недоумении, почему не спешим догнать и обогнать, а как же иначе, вся жизнь — веселый бег и поиски подходящего бревнышка.
Она оглянулась, лицо раскраснелось, в глазах задорный блеск. Я крикнул громко:
— Это еще не скоро!.. Сперва сюда.
Арбогастр чуть свернул и взбежал на вершину ближайшего холма. Бобик пробежал было дальше, но мы остались, и он в недоумении вернулся.
Конь Боудеррии взлетел на холм как на крыльях, явно гордясь силой и скоростью. Я ей указал на видимый отсюда внизу за лесом город. Множество мелких огоньков бросают на стены каменных зданий недобрые багровые отблески, может почудиться, что народ начинает собираться на некий ночной карнавал.
— Видишь? — сказал я горько. — Ничто человека не учит. Даже собственный опыт.
Она прошептала горько:
— Они… погибнут?
