— Издох, но еще теплый… И сердце бьется. Правда, все тише.
— Да уж, — пробормотал я. — Четыре стрелы!.. Одна в сердце, другая в печени, уже хватило бы. А еще голову навылет… Как будто у него мозг с горошину.
— Или в другом месте, — сказал Карл-Антон. Увидев, как я сразу напрягся, пояснил с некоторым удивлением: — Говорят же, некоторые задницей думают.
— Ах да, — сказал я, — вы ахнете, но это вполне, да, вполне.
— У простолюдинов?
— Короли этим тоже грешат, — сообщил я. — Особенно потомственные. Так что, сердце еще бьется?
— Трепыхается, — ответил Карл-Антон задумчиво. — Пытается биться. Или старается восстановиться… У некоторых организмов восстанавливаемость очень даже… У ящерицы отрастает хвост, у кузнечиков лапки…
Со всех сторон подошли лорды, вперед протолкался Альбрехт, окинул тело чужака быстрым цепким взглядом.
— Ладно вам, — сказал он, — про кузнечиков. Я знаю одного такого шустрого кузнечика, всем кузнечикам кузнечик!.. А что насчет мозгов?
Карл-Антон пожал плечами.
— Трудно сказать. Будь это человек, его убила бы первая же стрела. Но он, как говорит его величество, напал уже с двумя стрелами. В сердце и в печени…
— И с одной в мозгах навылет, — сказал я. — Даже с двумя. Хотя это, возможно, уже рефлекс.
Он сказал задумчиво:
— Когда курам головы рубят, они еще долго по двору без голов бегают…
— А таракан без головы живет десять суток, — сообщил я, — и умирает от голода. Но это как бы не совсем таракан. У меня все время чувство, что он даже лучше нас.
Карл-Антон посмотрел на меня внимательно.
— Правда? Странно, но мне тоже так кажется. Посмотрите, у него все лучше.
Сэр Рокгаллер спросил с негодованием:
— Чем у нас? Которых создал сам Господь?
Я пробормотал:
— Не умаляйте величия Господа. Он создал все, даже этих тварей. Нам осталось понять, как их уничтожить, и мы исполним волю Господа.
— Если уничтожать, — пробормотал сэр Рокгаллер озадаченно, — то зачем он их создавал?
— Неисповедимы пути Господа, — ответил я благочестиво. — Способен ли младенец понять ваши поступки, когда лезете под юбки маркитанткам? Там и мы младенцы перед величием и мудростью Господа.
Сэр Рокгаллер буркнул с неудовольствием:
— У вас и сравнения, ваше величество!
— Господь не обидчив, — пояснил я. — Как мы не в обиде на младенцев. Что у него с ногами? Вы замечаете, что это как бы копыта?
Карл-Антон подтвердил с готовностью:
— Как не заметить!
— Но копыта только у травоядных, — пробормотал я. — А травоядные не могут быть хищниками. Хотя…
Холод прокатился по спине и проник глубоко в тело, превращаясь в нечто ужасное, чему я еще не подыскал название, но инстинкт сообразил раньше меня и уже затряс меня всего на клеточном уровне.
Да, у этих тварей ноги намного лучше, чем у нас, людей, приспособлены для бега. Вижу по костям, суставам, а главное, что сразу заметили все, у него практически копыта!
Только я знаю и потому ужасаюсь, у нас с конями общие предки, у которых было пять пальцев, но лошади больше и намного дольше бегали по просторам, потому эволюция сократила неудобные для бега пальцы до одного, что разросся и принял на себя всю нагрузку, превратившись в копыто.
Мы бегаем, как лошади, хотя наши ноги достались нам от четвероруких обезьян. Представляю, с какими трудностями бедняги ходили первый миллион лет, пока эволюция кое-как довела стопы их ног до нынешнего состояния.
А там, на неведомой планете, у людей было еще несколько миллионов лет, а то и десятки миллионов, за которые эволюция сделала их такими совершенными и приспособленными именно для передвижения на двух задних.
Я ощутил себя маленьким и потерянным в страшном лесу, как только попытался представить себе эти ужасающие миллионы лет эволюции. Неужели человек за миллион лет превратится в нечто такое? Да я скорее поверю в элоев и морлоков… хотя, если честно, в этих тварях есть черты элоев и одновременно морлоков.
— Несите, — велел я не своим голосом, — как вам велено моим величеством, в барак! Сразу на стол. Привяжите покрепче… Ну и что, если уже
