Мне страшно, напомнил я себе, хотя и напоминать не нужно, в самом деле жутко до дрожи в коленях.
Он быстро шагнул в мою сторону, и снова я уловил только смазанное движение, словно его тело растянулось в пространстве, оставаясь еще на прежнем месте и одновременно оказавшись частью себя передо мной.
— Как же мне страшно, — повторил я уже вслух. — Зайчик, ко мне!
Чужак мгновенно повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал конский топот. Мои пальцы стиснули рукоять молота, и в тот же миг я торопливо швырнул, страстно желая, чтобы Мьельнир попал точно в голову этому чудовищу.
Арбогастр еще не успел появиться в поле зрения, как чужак, оставаясь внизу неподвижным, повернул ко мне всю верхнюю часть туловища, словно скрутился подобно мокрой тряпке.
Молот ударил его в лоб. Я услышал сухой треск, словно раскололся в огне костра огромный валун. Чужака швырнуло на ствол могучего дуба. Я, ухватив в прыжке молот, очутился у распластанного тела. Молот в руке готов для удара, хотя голова пришельца размозжена в студень.
— Бобик, — позвал я.
Адский Пес появился вслед за арбогастром, бросил на меня укоризненный взгляд и тут же повернулся к чужаку. Из горла вырвалось лютое рычание.
— Тихо-тихо, — сказал я. — Надеюсь, с этим мы справились…
Карл-Антон охнул, когда я сбросил с седла тело чужака. Примчался Бобик, от злости и огорчения, что пропустил такое, никак не может прийти к себя, рычит, глаза багровые, даже арбогастр вздрагивает и страшно скалит огромные зубы.
— Ваше величество!
— Осмотрите, — велел я. — Разрежьте хоть на сто частей, но постарайтесь узнать что-нибудь новое. Хорошо бы понять, почему такое живучее… Но, боюсь, это пока не по силам.
Со всех сторон сбегались воины, один из рыцарей вскрикнул пламенно:
— Главное, как их убивать!
Второй кивнул в мою сторону.
— Его величество сумел.
— Не у всех такие молоты, — огрызнулся рыцарь. — Да и не перебьет его величество всех чужаков!.. Не царское это дело.
Я сказал честно:
— Вообще-то повезло. Наткнулся на одинокого! Но даже его если бы не сумел застать врасплох… Было бы двое, разделали бы меня точно. Ладно, занимайтесь… а у меня дела.
— Позови графа Гуммельсберга, — велел я часовому, входя в свой шатер. — Если он поблизости.
Альбрехт явился через пару минут, словно сидел с солдатами у ближайшего костра.
— Ваше величество?
— Сэр Альбрехт, — сказал я тускло, — мои лорды восприняли мой наказ относиться к этим тварям как к могучим и опасным животным… как бы иносказательно. Дескать, без жалости! Но на самом деле…
Он посмотрел в упор.
— На самом деле?
— Они и есть животные, — ответил я. — У них нет, как бы сказать понятнее, нет… ах да, души!.. У них одни рефлексы. Инстинкт. Правда, такой, что я бы сам от такого не отказался. Конечно, с условием, что сохранил бы и разум.
Он переспросил:
— Боитесь помешательства?
— Нет, — сказал я. — Они неразумны. Понимаю, звучит странно, мы же считаем медведя умным, кабана глупым, лису хитрой, а ворону и сову вообще мудрыми, но эти твари… лишены ума вовсе.
Он спросил настороженно:
— А что такой ум? Они же говорят, сам слышал…
— Речь дана всем, — сказал я, — а вот ум немногим. Речь есть даже у волков, слышите, как переговариваются, загоняя оленя в засаду?.. Но волки никогда не говорят о звездном небе, о Боге, создавшем этот мир…
Он помялся, посопел, наконец спросил осторожно:
— Эти… тоже не говорят?
— Дорогой граф, — ответил я, — грань провести трудно, однако они в самом деле животные! Я в этом теперь почти уверен!.. Не совсем, но как бы вот так!
От ответил с легким поклоном:
