В лагере костры горят уже не только в ямках, за несколько дней бдительность ослабела, на углях жарят мясо, у шатра и бараков полыхают факелы.
Мы возвращались с победным видом, но у тропы на выходе на остров навстречу вышел громадный Тамплиер и загородил дорогу. Из-за его плеча выглядывает бледный Сигизмунд, но пересилил застенчивость, вышел из тени старшего паладина и встал с ним рядом, как туго натянутая струна, решительный и вздрагивающий от непонятной мне решимости.
— Ваше величество, — проговорил Тамплиер зло, — больше никаких отговорок! Либо мы идем с вами, либо уходим с доблестным сэром Сигизмундом вдвоем. И будем сражаться сами!
Я поинтересовался почти мирно:
— То есть вы готовы нарушить приказ?.. А как же ваша клятва верности?
Сигизмунд вскрикнул тонким голоском, опережая старшего собрата:
— Мы верны вам, сэр Ричард! Но…
Тамплиер прервал гневным ревом:
— Уже погибло великое множество рыцарей, исполненных всяческих достоинств!.. Я говорю только о тех, кого недосчитываюсь в нашем лагере, а сколько сейчас красиво гибнет в боях, стараясь защитить своих крестьян?.. Так почему же мы, не самые слабые и беспомощные, прячемся?
Я сказал резко:
— Уже говорил, что берегу для последнего решающего удара по врагу. Но хорошо, я вижу, что готовы взбунтоваться против моей законной власти короля…
Тамплиер сказал зло:
— У Господа власть выше!
Сигизмунд торопливо перекрестился, на меня смотрит умоляюще, но взгляд тверд, в нем просьба признать, что Господь все-таки старше и знатнее.
Я пробормотал:
— Господь старше по титулу… но как же тогда с формулой «вассал моего вассала не мой вассал»? Выше меня только Господь, я его прямой вассал, но вы мои вассалы!.. Впрочем, ваш бунт понятен, и хотя заслуживает казни, но снизойду как собрат к собратьям. Хорошо, возьму вас сегодня ночью на важную и опасную операцию…
Глаза Сигизмунда засияли, как две звезды.
— Ваше величество!
Я вскинул ладонь, останавливая благодарности.
— Если потом вас будет недоставать для решающего удара… оправдывайтесь перед Господом, как и почему из-за гордыни лишили нас победы и позволили врагу уничтожить землю и род человеческий!
Они застыли, как два соляных столба. Я проехал мимо, Боудеррия последовала рядом тихо и не поднимая взгляда. Бобик, чувствуя неладное, вертится поблизости, расталкивая народ, мне посмотрел в глаза с подобострастием: берешь с собой? Ну возьми, я же хороший, послушный…
— Если даже Тамплиера с Сигом беру, — ответил я, — то как тебя, такую хитрую морду, не взять?
Он радостно взвизгнул, пошел нарезать вокруг нас круги с такой скоростью, что почти слился в сплошное черное кольцо, непонятное и страшное.
Небо все еще безлунное, чужаки точно выбрали время. Думаю, постараются уложиться в новолуние, потому что даже крохотный серпик первой четверти, как предполагаю, будет слепить им глаза.
Это значит, у нас осталось всего пара дней. Точнее, ночей.
Слабый звездный свет странно высвечивает с одной стороны шлемы и панцири Тамплиера и Сигизмунда, а другая, что в тени, как будто ее нет вовсе, глаза отказываются видеть в полной тьме.
Оба мерно покачиваются в седлах справа и слева, из субординации чуть приотстали, даже не шевелятся, стараются не отвлекать на себя мое высокое внимание.
Чувствую на себе их вопрошающие взгляды, но помалкивают, и так рассердили мое величество непомерными, но все же как бы по-рыцарски справедливыми требованиями.
На Бобика пришлось цыкнуть, все пытался выбежать вперед, мы же такие черепахи, просто непонятно, почему ползем, когда можно так, чтобы земля сливалась в одну полосу.
— Держаться возле меня, — повторил я в который раз. — Наша цель — не подвиги и не водружение боевого прапора на вершине звездной крепости
