последовала примеру Джанелы.
Джанела проплыла несколько ярдов и вернулась к берегу. Подошла ко мне, подняв с земли одежду.
Внезапно я вспомнил, как смущался наготы в детстве. На одиннадцатом году жизни я с несколькими приятелями отправился на наш любимый пруд, который посещали и девочки. Они тоже вскоре подошли, разделись и присоединились к нам. Все мы просто рты пораскрывали. И даже непонятно почему — в Ориссе стояло более чем достаточно обнаженных статуй, так что о строении женского тела мы имели понятие. Почти все из нас любили заглядывать во двор какой- нибудь куртизанки, особенно той, которая считала, что одеваться — лишь тратить время, необходимое для работы, которая давала результат, зависящий не от качества обслуживания, а от количества. Некоторые из нас утверждали, что были соблазнены старшими кузинами, подружками или служанками в доме. Один или двое даже при этом не врали. Во всяком случае, я и мои приятели внезапно испытали желание не выходить из воды далее чем по пояс. А тут еще ко мне подплыла знакомая девочка, встала передо мной во весь рост и спросила, не хочу ли я отправиться с ней наперегонки до другого берега. И вот теперь, стоя на этом грязном речном берегу, в сотнях лиг от Ориссы, я испытывал мучительное желание посмотреть на тело Джанелы, а шея, как парализованная, не позволяла это сделать.
Я был уверен, что побагровел, и Джанела должна это заметить. Но она лишь сказала:
— За то, что я облегчила всем задачу с купанием, ты, Амальрик, должен мне флягу вина.
Я что-то пробормотал в ответ, а она отошла к другим женщинам, выскакивающим из воды и быстро прикрывающимся одеждой. Джанела, двигаясь с грацией лесной нимфы, начала одеваться.
Мышцы шеи расслабились.
Джанела Серый Плащ, наверное, все же была… и есть… самой красивой женщиной и с самой прекрасной фигурой из всех, которых я знал. Я резко отвернулся, явно возбужденный, внезапно осознав, что уж чересчур откровенно рассматриваю эту столь великолепную фигуру, облитую лучами заходящего солнца.
А отвернувшись, я услыхал женский смех. Мне стало не по себе. Более того, я полагал, что это смеется вовсе не Джанела.
Я пошел и подменил собою одного из часовых, чтобы успокоиться. А спустя несколько минут и сам сообразил, насколько забавной и нелепой оказалась ситуация. Я понял, что все мы так до конца и не взрослеем, а эта извечная игра между мужчиной и женщиной частенько превращает нас в глупцов и сбрасывает с наших плеч множество лет, вплоть до самой юности.
Люди выбирались из воды, отмывшись, насколько возможно. В воде плескалось теперь лишь трое. Внезапно их стало двое. Я решил, что третий просто нырнул, но вдруг над поверхностью показалось искаженное лицо, рот, разинутый в беззвучном крике, а вода вокруг окрасилась кровью.
Я заорал, предупреждая об опасности, да и другие тоже, и оставшиеся в воде двое что было сил устремились к берегу. Один из них пронзительно вскрикнул и скрылся под водой, а затем на поверхность начали всплывать части его разорванного тела. Остался в воде лишь один, и ему до берега было всего несколько футов. Это был Керам, старший помощник Келе. Мы бросились к нему на помощь, однако он уже встал на ноги и вышел из воды, шатаясь и задыхаясь. Но мы ничего так и не увидели и понятия не имели, кто же расправился с двумя нашими товарищами.
Керам уже отошел футов на пятнадцать от воды, когда убийца показался. Это был чудовищный крокодил длиною, как я прикинул, футов в двадцать. Большинство людей полагают, что эти смертоносные пресмыкающиеся медлительны, ленивы и глупы, поскольку, как правило, несмотря на свою пугающую внешность, лежат как бревна на песочке или в воде, выставив пару глаз.
У меня же было иное мнение. Однажды мне довелось увидеть, как такая тварь выпрыгнула из воды на добрых пять футов, сграбастала подошедшую к берегу попить газель и скрылась с нею под водой в мгновение ока.
Это же серо-зеленое чудовище двигалось еще быстрее. Оно вылетело из воды, как атакующая змея, на высоту пояса человека и устремилось по берегу за Керамом, раскрыв страшные челюсти. Оно врезалось в него с такой скоростью, что, должно быть, этим ударом уже убило моряка, но при этом успело ухватить его пастью и, извиваясь, разорвало беднягу надвое, как терьер разрывает крысу.