- Луис, ты должен объяснить свое поведение, - услышал он.
Сверхъестественным усилием воли ему удалось на мгновение взять себя в руки.
- Г... г... гро... грозный бог вой... войны... - выдавил он, после чего снова залился смехом. Тила издавала слабые, писклявые звуки.
Кзин поставил его на пол и спокойно ждал, пока оба человека придут в себя.
- В тебе сейчас слишком мало величия, чтобы играть роль бога, объяснил Луис спустя несколько минут. - Без меха ничего не выйдет.
- Может, они зауважают меня, если я разорву нескольких на куски?
- Тогда они будут поклоняться тебе издалека и из укрытий, а это нам ничего не даст. Нет, нужно подождать, пока у тебя вырастет новый мех. И даже тогда нам пригодился бы тасп Несса.
- Кукольник недосягаем.
- Но...
- Я сказал, что он недосягаем. Каким образом мы установим контакт с туземцами?
- Тебе придется остаться здесь. За это время осмотри еще раз комнату карт. Тила и я... - Луис посмотрел на нее, как будто увидел впервые в жизни. - Тила, ведь ты еще не была в комнате карт!
- А что это такое?
- В таком случае, ты останешься с Говорящим. Я полечу один. Вы будете слышать меня через коммуникаторы и в случае чего придете на помощь. Говорящий, отдай мне свой лазер.
Кзин пробормотал что-то себе под нос, но спорить не стал. У него еще оставался "незначительно усовершенствованный" дезинтегратор Славера.
На высоте тысячи футов над головами толпы, он услышал, как набожная тишина уступает место удивленному ропоту. Они увидели его - блестящую точку, которая отделилась от одного из окон и начала падать к ним.
Ропот не исчез, только стал немного тише. Луис все время хорошо слышал его.
А потом они начали петь.
- Они страшно фальшивят, - предупредила его перед отправлением Тила. - Голосят каждый по-своему.
Ничего особенного, если после такого предупреждения он был удивлен они пели гораздо лучше, чем он ожидал.
Их звукоряд явно имел двенадцать ступеней. "Октавный" диапазон, используемый на большинстве населенных людьми планет, тоже был, в принципе, двенадцатизвуковым, но никто его так не воспринимал. Ничего удивительного, что Тиле показалось, будто они фальшивят.
А вот с тем, что они голосили, приходилось мириться. Это была церковная музыка - медленная, величественная, с рефренами, дисгармоничная. Но величественная.
Площадь была огромной, а тысяча людей после трех недель одиночества казалась невероятной толпой, но здесь их могло поместиться раз в десять больше. Благодаря репродукторам они пели бы одним хором, но здесь не было репродукторов. Одинокий мужчина размахивал руками с возвышения посредине, но никто не смотрел на него. Все смотрели на Луиса Ву.
Если принять все это во внимание, музыка была просто чудесной.
Тила не могла ее оценить. Музыка, которую она знала, звучала в записях стереовизии и проходила через целую систему микрофонов, микшеров, записывающих или усиливающих устройств. С нею можно было сделать все, что угодно - изменить голос, отсечь фальшивые звуки, добавить другие. Тила никогда в жизни не слышала "живой" музыки.
Совсем другое дело - Луис Ву. Он притормозил, чтобы дать необычным тонам добраться до самых удаленных уголков его души. Он отлично помнил большие спевки на обрывах, вздымающихся над Разбитым Городом, в которых пели гораздо более многочисленные хоры, и которые звучали совершенно иначе, прежде всего потому, что в них участвовал он сам. Сейчас он впитывал в себя чужие звуки, находя удовольствие в неровном ритме, в постоянных рефренах, в медленном достоинстве гимна.
Он едва не присоединился к хору. "Не самая удачная мысль", - буркнул он себе под нос и пошел на посадку.
Возвышение в центральной части площади играло когда-то роль цоколя. Сверху Луис заметил два следа длиной по четыре фута - все, что осталось от статуи, стоявшей здесь когда-то. Сейчас на возвышении находилось что-то вроде треугольного алтаря; размахивающий руками человек стоял спиной к небрежно собранной конструкции.
Что-то розовое блеснуло над бурыми одеждами... Видимо, он носил какой-то головной убор, может, из розового шелка.
Луис решил приземлиться на самом цоколе, и уже почти касался его поверхности, когда дирижер повернулся-к нему лицом. В
