Грэм привлек ее к себе, требовательно заглянул в глаза:
– Можно войти?
– Нет.
Аромат его туалетной воды моментально вскружил ей голову, но она приказала себе не сдаваться. Кем он себя воображает? Явился без приглашения, распускает руки.
Мысли становились все более бессвязными. До чего же ему идет черный цвет! Пиджак расстегнут, плащ тоже... тепло его тела под рубашкой... и эти темные волосы – в нем что, цыганская кровь? Маловероятно.
– Тогда я сделаю это прямо здесь.
– Что?
– То, зачем пришел.
– Грэм, я не...
В углу за ее спиной приткнулся соседский комод от старого кухонного гарнитура. С возрастающим ужасом Рита почувствовала, как руки Грэма нырнули ей под халат, прошлись по оголенным бедрам. Дыхание, отяжелевшее от похоти... стук сердца... Он легонько сжал пальцами ее напрягшиеся ягодицы, улыбнулся зловеще и, уже не медля ни секунды, не обращая внимания на жалобное мяуканье, развернул ее на сто восемьдесят градусов, с силой пригнул к пластиковой поверхности комода, задрал подол халата. Поверить невозможно! Остались ли на белом свете хоть какие-то запреты, которых он не преступал?
Расширившимися глазами Рита не отрываясь смотрела на серый с разводами, имитирующий мрамор пластик перед своим носом и думала только об одном: лишь бы не появились соседи... лишь бы не пришел лифт... Грэм управлялся с делом так лихо, как будто секс на лестничной клетке ничем не отличался от секса в мягкой постели. В первый момент он, конечно, причинил ей боль – а как же иначе, ведь она сопротивлялась, – но потом, видя ее испуг и покорность, сжалился и даже попытался быть нежным. Но все равно! Все равно! Зачем же так унижать? Мог бы просто... Но что он мог, кроме того, что сделал, она так и не придумала. Вероятно, ничего.
Отступив на шаг, Грэм привел себя в порядок и остался стоять у стены. Рита выпрямилась, одернула халат. Медленно повернулась, глотая слезы. Он ждал. Его темные глаза, и без того глубоко посаженные, казалось, ввалились еще больше. Невероятно: даже после того, как он совершил над ней это возмутительное насилие, она продолжала находить его привлекательным. Безумие какое-то!
Безумие, да... И еще обида, горечь, ярость (гнусная такая, сучья ярость... ярость самки, которую отымели вопреки ее желанию) – все это, поднявшись разом из каких-то темных глубин, вскипело в ней, точно в разогретой реторте, смешалось и образовало такой дьявольский коктейль, что ей самой стало страшно. Сдержаться? Ну вот еще! Сжав зубы, она с силой ударила Грэма по лицу. Хлестнула всей кистью, как в кино, – «Получи!» Он не шелохнулся. Еще пощечина, оставившая на щеке багровый след. Слегка поморщившись, он прислонился к стене и даже заложил руки за спину в знак полной и безоговорочной капитуляции. А может, для него это удовольствие? Кто знает!
Впадая в раж, Рита отвешивала ему одну пощечину за другой, пока под носом у него не показалась тонкая струйка крови. Кончиками пальцев Грэм прикоснулся к верхней губе, посмотрел... поднял глаза и улыбнулся, не скрывая самодовольства:
– Ну вот, теперь ты совсем пропала.
Протянул руку, с той же глумливой улыбочкой размазал свою кровь по ее губам.
– Бедная, бедная девочка.
Достал из кармана носовой платок, приложил к лицу. Повернулся и, не добавив больше ни слова, направился к лестнице.
Еще некоторое время Рита прислушивалась к звуку его шагов, потом шмыгнула в квартиру и захлопнула дверь. Перевела дыхание. Ее трясло с головы до ног. Скорее в ванную, смыть с себя всю эту грязь, эту боль... По внутренней стороне бедра стекало что-то липкое. Рита провела по этому месту ладонью, поморщилась брезгливо. На глаза вновь навернулись злые слезы. Подонок!
Ей неоднократно приходилось оказывать психологическую помощь женщинам, подвергшимся сексуальному насилию, поэтому она отлично знала все, что можно сказать. Но с ней же произошло совсем другое! Ее изнасиловал не какой-то маньяк, а любовник. Мужчина, которому однажды она ясно дала понять, что он интересен ей в этом смысле. С учетом всех обстоятельств был ли он в своем праве? Нет, конечно! И все же... Нельзя сказать, что ей совсем не понравилось. Боязнь быть застигнутой врасплох, новизна ощущений... Отцы психоанализа в один голос утверждали, что все женские мечты об изнасиловании, которые в большинстве случаев принято расценивать как патологию, объясняются желанием получить удовольствие, не испытывая при этом угрызений совести. Слишком глубоко укоренилось в нас представление о половом акте как о чем-то грязном, постыдном. Отдаться мужчине, позволить овладеть собой – позор. Это сидит в каждой сучке, молодой и старой. Архаичные программы мозга практически не поддаются корректировке, они исправно действуют на протяжении тысячелетий.
Так вот оно что! Рита достала из бара бутылку португальского портвейна, глотнула прямо из горлышка. Сладкий, крепкий... бр-р! Она все время забывает о словах Костика Валеева: «Парень обладает паранормальными способностями». Теперь все ясно. Отказывая ему, в глубине души она хотела быть изнасилованной, обесчещенной, поруганной и – НЕВИНОВНОЙ. Именно это желание Грэм и исполнил. Лаская через махровую ткань халата ее голое тело, он слушал не то, что болтал ее глупый язык, а то, о чем умоляла изголодавшаяся плоть. И кто после этого прав, кто виноват?
Перед сном она решила проверить почту, вдруг есть что-нибудь от Ольги или коллег по работе. В ящик упало одно-единственное письмо.
«Я не собираюсь извиняться».
Рита обессиленно откинулась на спинку стула. Маленький мальчик, который намеренно проявляет упрямство, вынуждая воспитателя подвергнуть его наказанию. Интересно, он всех своих женщин изводит подобным образом? Любовь невротика... Господи боже! Неудивительно, что его жена покончила с собой.
Глава 10
– Я стоял и смотрел вперед. Смотреть куда-то еще было крайне затруднительно. От долгого пребывания в неудобной позе все мышцы онемели, каждый вздох отдавался болью в грудной клетке. Что же это за место? Вид стесанных, щербатых каменных плит, которыми были выложены пол и стены зала, говорил о том, что им уже не одна сотня лет. Кое-где еще можно было различить орнамент, полустертый, покрытый сеткой мелких трещин, но это только усиливало общее впечатление заброшенности и упадка. Здесь мог бы поставить свой письменный стол Эдгар Аллан По. От этих стен веяло холодом и жутью, как от стен дома Ашеров.
Полулежа в кресле, Грэм вещал в обычной своей манере – кротко, отрешенно, как Исаленский гуру, решивший поделиться с миром своими психоделическими грезами. Рита обратила внимание на то, что он небрит, но не стала отвлекать его ненужными разговорами. Может, он решил отпустить бороду. Ненаказуемо...
– Сколько же я здесь проторчал? И сколько еще предстоит? Но вопросы эти были, по сути дела, праздные. Я знал, что будет дальше.
– Вы хотите сказать, что все происходящее было инсценировкой? Спектаклем, основой для которого послужил ваш рассказ о похождениях Гидеона Кларка?
– Отчасти да. Но только отчасти... Видите ли, прежде чем написать рассказ, я довольно долго занимался сбором материала. Если помните, речь шла об инициационных практиках, древних и современных. Я посвятил этому вопросу довольно много времени, и некоторые сведения были получены не совсем законным путем. Я заплатил кое-кому за разглашение секретной информации. Не спрашивайте, как мне удалось выйти на нужных людей. На этот вопрос я не отвечу ни вам, ни прокурору, ни суду инквизиции. Так вот: все, что видел Гидеон Кларк, все, в чем он вольно или невольно участвовал, было не столько авторским вымыслом, сколько изложением (в художественной форме, разумеется) фактов, известных только узкому кругу лиц.
– Вы понимали, что рискуете?
– И да, и нет. Не будучи посвященным, мне сложно было судить о том, насколько близко я подошел к огню.
– А вам обязательно нужно было подойти. Подойти как можно ближе.
