Брейгель под машиной громыхал инструментами. Иеронимус, не находя себе места от злости и отчаяния, старался дышать помедленнее и хоть немного успокоиться. Делать было нечего, кроме как смотреть на Слинни. Она стояла к нему спиной, в развевающемся пончо, одна среди пустынного пейзажа, глядя в небо, на безмерно далекий мир предков.
Прошло довольно много времени. Иеронимус вылез из машины и чуть не упал на Брейгеля, который все еще ковырялся в моторе.
— Как дела? — спросил Иеронимус.
У Брейгеля руки были черные от машинного масла, на лице тоже красовалось пятно, словно он почесал щеку грязным пальцем.
— Неплохо… Всего лишь порвался шланг между грезолем и фриденотом. Я думаю, есть смысл обрезать шланг покороче и подсоединить грезоль напрямую к трубингу.
Брейгель показал Иеронимусу какую-то механическую штуковину.
— А фриденот как же?
— Да ничего с ним не сделается! Подведу к нему другую трубку, от блонзелератора, через нее будет поступать достаточно ацетонового охладителя. Не идеально, ясное дело, но пару дней продержится, пока я новый шланг куплю.
— Как ты думаешь, скоро сможем дальше ехать?
Брейгель вздохнул:
— Ну, ты понимаешь, резать и подсоединять шланги надо аккуратно, иначе совсем тут застрянем — а где это «тут», одни только Иисус и Пикси знают. Может, за час управлюсь.
Иеронимус, кивнув, направился к Слинни — та все еще стояла к ним спиной, шагах в пятидесяти.
Брейгель окликнул:
— Иеронимус!
— Да, Брейгель?
— Ты прости, друг! Правда, прости! Из-за меня мы заблудились, а теперь еще и мотор сдох…
Иеронимус только рукой махнул — не беспокойся, мол, все нормально.
Слинни отыскала поблизости небольшой травянистый участок и уселась. Иеронимус присмотрел рядом другой зеленый клочок и растянулся, уткнувшись лицом в сухую траву. Потом поднял голову и посмотрел на Слинни, а она сразу перевела взгляд на Землю.
Он сказал:
— Знаешь, я очень боюсь.
— Чего? — спросила она шепотом.
— Папе звонил следователь. Я подслушал — он спрашивал, где я был вчера вечером. Папа соврал, будто бы я был дома.
— Это хорошо, — сказала Слинни. — Удачно, что отец тебя прикрыл…
— Да не все так просто! Я знаю этого следователя. Он приезжал в школу два года назад, когда один мальчишка сдернул с меня очки и умер. Я запомнил фамилию этого детектива. И он меня запомнил.
— И?
— Мы с той девочкой сваляли жуткого дурака. Я проводил ее до гостиницы, там нас видел дежурный и еще какие-то тетки — по-моему, шлюхи. Они меня хорошо рассмотрели, одна даже сказала какую-то гадость. А дежурный предлагал вызвать «скорую».
— И что? Чего ты боишься?
— Вдруг следователь догадается, что папа наврал? Начнет копать. Два года назад он очень хотел на меня повесить убийство того парня. Говорят, он ненавидит таких, как мы с тобой. Что ему помешает на всякий случай — или просто назло — взять в школе мою фотографию и показать дежурному в гостинице?
— Не думай об этом! Так и спятить недолго.
Иеронимус запрокинул голову. В двух шагах от них Брейгель, стуча инструментами, возился с мотором, а в темно-красном небе мелькнула падучая звезда. Слинни тоже на нее смотрела.
Иеронимус сказал:
— Видела ту звезду? У нас такая же судьба. Стать пылинками в космосе. Водить корабли к далеким планетам, пока не выгорим дотла. Рано или поздно нас всех загребут поодиночке. Мы уже попались в сеть, им остается только решить, когда кого вытащить и запихнуть в кресло пилота. Конечно, слухи не врут. Кому же еще водить мега-крейсеры?
Слинни не ответила, своим молчанием подтверждая, что думает точно так же.
— Наверняка это правда! Без очков мы видим будущее движение каждого предмета. Здесь, на Луне, получается жуткая каша из проекций, а в космосе, чтобы попасть из пункта А в пункт В, необходимо заранее определить, где будет находиться точка С при пересечении траектории с линией между точками D и E. На таких скоростях и при таких расстояниях требуется видеть искривление времени и пространства. Обычный человек такого не сможет, и никакая машина тоже, потому что машины не различают четвертый основной цвет.
Слинни принялась выдергивать из земли травинки.
— Да ты математик! Пункт А, пункт В…
— Нет, математика мне как не давалась, так и не дается. Зато ни один обычный математик не может, как мы, видеть четвертый основной цвет, хоть он и существует повсюду.
— Логично, только страшновато.
— Ты сама понимаешь, что так и есть. Много ты знаешь стопроцентников старше двадцати пяти? Сколько еще нам позволят жить среди нормальных людей, пока не заберут за самый нормальный поступок — за то, что мы посмотрели на другого человека?
Слинни молча глядела на него. Ветер трепал ее волосы. Со стороны «пейсера» по-прежнему доносился лязг, словно кто-то бил в рельсу.
— Слинни, о чем твой папа говорил по болтофону?
— Папа? Когда?
— Когда мы с Брейгелем к вам пришли, твой папа разговаривал с твоим братом Раскаром. Кажется, он очень сердился.
— Да, — вздохнула Слинни. — Не хочу об этом.
— Вроде бы Раскар ввязался в какое-то опасное дело? Он и его друзья-радикалы что-то такое узнали?
— Раскар… Ты же знаешь, он юрист. Недавно поступил на работу в Федеральный суд по округу Коперника. Он считает, что, по некоторым признакам… Кое-кто в правительстве и в руководстве корпораций хочет вернуть Эпоху слепоты.
— Что?!
— Это всего лишь предположение, но уже многие встревожились. Их папа и назвал «радикалами». Среди них есть один высокопоставленный судья, он сделал другое открытие: оказывается, некоторые законы редактируют в электронной версии. Примерно как с «Шальным древоволком». Преступное редактирование, только изменяют не художественный текст, а свод законов. А конкретно — законы, относящиеся к ЛОС. Многие носители ЛОС бесследно пропадают… Наверное, твоя подружка с Земли права насчет мега-крейсеров. Раскар не знает, как все это доказать, но он очень напуган и хочет что-нибудь сделать, только неизвестно что.
— Он тебе все это рассказал?
— У Раскара есть друзья — носители ЛОС. Я с ними знакома. Они мне говорили про четвертый основной цвет. Оказывается, мы даже не представляем возможности своего зрения. А нам все время врут…
— Рассказывай дальше!
— Пожалуйста, давай не сейчас! Не хочу об этом думать, а то совсем расстроюсь.
Иеронимус собрался было настаивать, но Слинни быстро сменила тему.
— Ты обратил внимание на положение Земли?
— Да. Мы далеко заехали.
— А заметил ты еще кое-что? — не успокаивалась Слинни.
— Что еще?
— Чуточку темнее стало.
— Серьезно?
— Да. Вот посмотри на колымагу Брейгеля. Правда ведь, она была светлее? И почва тоже. Согласись, освещение здесь не такое, как было на шоссе?
Иеронимус огляделся.
— Мы заехали дальше, чем я думал.
— Намного дальше, — подтвердила Слинни. — А если проедем еще немного, окажемся на обратной стороне Луны, и вот тогда мы и вправду пропали.
Словно по сигналу, едва слово «пропали» слетело у нее с языка, она увидела такое, что сразу воспряла духом. Вдали, чуть ли не у самого горизонта, показался синий мерцающий огонек. Слинни сорвала с себя пончо и вывернула наизнанку, ярко-красной подкладкой наружу. Слинни принялась размахивать накидкой, держа ее обеими руками.
— Ты что делаешь? — заорал Иеронимус.
— Балда, это же полиция! — крикнула она в ответ. — Там полицейская мигалка!
— С ума сошла? А если они начнут расспрашивать про вчерашнее?
— Не начнут! Иеронимус, в полиции сотни сотрудников, и большая часть не интересуется стопроцентно лунными! И потом, отец же тебя прикрыл.
Она еще сильнее замахала своим пончо.
Иеронимус машинально попятился.
— Да что с тобой? Совсем как твой тупой дружок, он тоже боится полицейских! Этому учат в классе для дебилов?
Иеронимус не нашелся, что ответить. Он просто не мог думать ни о чем, кроме детектива с восковым лицом, несколько часов тому назад звонившего ним домой.
