«Не подноси его ко мне, – говорила мама. – Он может заразиться».
Заботиться о малыше было не так уж и трудно. Он почти все время спал. Почти не играл. Крохотный был такой и ничего не понимал. Иногда он спрашивал, где папочка или что такое с мамой. Но вообще чаще всего он просил поесть.
Еда у них заканчивалась, но мама не разрешала ему уходить из дому. Она говорила, что это опасно: он может потеряться, его могут похитить или застрелить. Он даже хотел с ней поспорить. Ему исполнилось восемь, и он был очень крупным для своего возраста. В школе его из-за этого дразнили с шести лет. Он вырос крепким и умел постоять за себя. Но мама все равно запрещала ему покидать дом.
«Я на еду и смотреть не хочу, – говорила она. – А тебе похудеть не помешает».
Она не хотела сделать ему больно, просто пыталась пошутить. Правда, он не думал, что это смешно. А потом настал день, когда пришлось открыть последний пакетик супа. И еще оставалась одна упаковка просроченных крекеров. Он разогрел суп в камине, который разжег деревяшками, теми, что папа успел раздобыть в мебельном магазине. Малыш съел все крекеры, но не хотел есть суп. Он просил, чтобы ему дали «мак с сыром».
«У нас нет чизбургеров. Только суп и крекеры».
А малыш плакал, катался по полу возле камина и кричал, что хочет мак с сыром.
Он принес маме миску с супом. У нее был жар. Накануне вечером из ее желудка стали выходить черные кровавые сгустки, но он тогда еще об этом не знал. Пустыми глазами она смотрела, как он входит в комнату. Это был неподвижный взгляд «красной смерти».
«Что ты мне принес? Я не могу это съесть. Убери это отсюда».
Он взял ее суп и съел, стоя возле раковины на кухне. В это время его младший брат кричал и катался по полу возле камина, а мама бредила, и вирус продолжал пожирать ее мозг. Ее волю, ее память, ту, кем она была, – все убивала чума.
Он доел чуть теплый суп и вылизал миску. Утром он собирался уйти. Ему надо было найти еду.
Он сказал своему младшему брату, чтобы тот сидел дома, что бы ни случилось. А он вернется, когда раздобудет поесть.
На следующее утро он потихоньку вышел на улицу. Он обыскал все заброшенные бакалейные и ночные магазины, облазил все разграбленные рестораны и закусочные фастфуд, все зловонные мусорные контейнеры с уже давно обшаренными и разорванными мусорными пакетами. И только после полудня он нашел что-то съедобное – маленькую, размером с его ладонь, упаковку с кексом. Она завалялась под пустой витриной на автозаправке. Солнце клонилось к закату, и он решил, что лучше пойти домой, а утром снова вернуться. Мало ли, вдруг здесь еще что-то отыщется?
Когда он пришел, дверь была приоткрыта. Он точно помнил, что закрыл ее за собой, поэтому сразу понял: что-то не так. Он влетел в дом и громко позвал малыша. Пробежал по всем комнатам. Заглянул под кровати и в шкафы, даже в машины, которые мертвым грузом стояли в гараже. Мама позвала его к себе. Она спросила, где он ходит, ведь малыш без конца его зовет.
Он спросил маму, где брат, а она закричала: «Ты что, его не слышишь?»
Но он ничего не слышал.
Он выскочил во двор и стал звать малыша по имени. Обыскал задний двор, пошел к соседям и стал стучаться к ним в дверь. Никто не отвечал. Люди или были слишком напуганы, чтобы выйти из дому, или болели, или умерли, или просто ушли. Он прошагал несколько кварталов в одну сторону, потом в другую. Он выкрикивал имя брата, пока не охрип. Какая-то старушка вылезла на крыльцо и завопила, чтобы он убирался. У нее была винтовка. Он пошел домой.
Малыш пропал. Он решил не говорить об этом маме. Что она могла сделать? Ему не хотелось, чтобы она винила его в этом. Надо было взять брата с собой, но он подумал, что дома безопаснее. Дом – самое безопасное место на Земле.
В тот вечер мама позвала его к себе в комнату.
«Где малыш?»
Он сказал, что брат спит. Это была самая худшая ночь из всех. Кровавые ошметки были разбросаны по маминой постели, они лежали на прикроватном столике и на полу.
«Принеси мне моего малыша». – «Он спит». – «Я хочу видеть моего мальчика». – «Ты можешь его заразить».
Она стала его обзывать. Она его проклинала. Она плевалась в него кровавой мокротой. Он стоял на пороге комнаты и нервно сжимал кулаки в карманах. Обертка кекса захрустела, она порвалась из-за жары.
«Где ты был?» – «Искал еду».
Ее чуть не вырвало.
«Не произноси это слово!»
Она смотрела на него ярко-красными, налитыми кровью глазами.
«Зачем ты искал еду? Тебе не нужна никакая еда. Ты – самая мерзкая жирная свинья. Я таких жирных в жизни не видела. Ты зиму можешь перезимовать на своем жире».
Он ничего на это не ответил. Он знал, что это говорит не его мама, а чума. Мама его любила. Когда его в школе совсем задразнили, она пошла к директору и пригрозила, что, если это не прекратится, она подаст на него в суд.
«Что это за шум? Откуда такой жуткий грохот?»
Он сказал, что ничего такого не слышит. Мама очень разозлилась. Она снова начала его ругать и заплевала кровью все изголовье кровати.
«Это ты гремишь. Что ты там теребишь в своем кармане?»
Делать было нечего, пришлось послушаться. Он вытащил из кармана кекс, а она закричала, чтобы он немедленно его убрал и больше никогда не показывал. Неудивительно, что он такой толстый. Ведь он съедает все кексы и конфеты, все маки с сыром, пока его младший брат голодает. Каким надо быть чудовищем, чтобы отнять лакомые кусочки у малыша?
Он пытался оправдываться. Но стоило ему произнести хоть слово, она кричала, чтобы он замолчал, замолчал, за-мол-чал! Она говорила, что ее тошнит от его голоса. Ее тошнит от него. Это все из-за него. Он сделал что-то с ее мужем и со своим младшим братом. Он и с ней что-то сделал. Он виноват в том, что она заболела. Он ее отравил. Он ее травит.
И каждый раз, когда он открывал рот, она кричала: «Замолчи, замолчи, за-мол-чи!»
Она умерла спустя два дня.
Он завернул ее в чистую простыню и отнес на задний двор. Там он облил ее тело жидкостью для розжига угля и поджег. Бросил в огонь и все постельное белье. Потом он еще неделю ждал возвращения младшего брата. Но малыш так и не вернулся. Он искал брата… и еду тоже. Еду нашел, а брата – нет. Он перестал звать малыша. И говорить тоже перестал. Он замолчал.
Спустя шесть недель он шел по шоссе между заглохшими, исковерканными машинами, грузовиками и мотоциклами и увидел впереди черный дым. Через некоторое время он обнаружил, что источник этого дыма – желтый школьный автобус, полный детей. Там были солдаты, они спрашивали, как его зовут, откуда он и сколько ему лет. Потом он вспомнил, что сунул руки в карманы и нашел там старый кекс. Кекс так и остался в обертке.
«Мерзкая жирная свинья. Ты зиму можешь перезимовать на своем жире».
– В чем дело, парень? Ты умеешь говорить?
Сержант-инструктор услышал историю о том, как он появился в лагере: у мальчишки ничего с собой не было, только кусок засохшего кекса в кармане. Раньше сержант звал его Толстяком. Но когда все узнал, дал ему новое имя – Кекс.
– Ты мне нравишься, Кекс. Хорошо, что ты прирожденный стрелок. Готов поспорить, ты пристрелил свою мамочку, и в это время в одной руке у тебя была винтовка, а в другой – кекс. А еще ты похож на помесь Элмера Фадда с чертовым Муфасой.[8] Но больше всего мне в тебе нравится то, что ты не говоришь. Никто не знает, откуда ты, где ты был, что ты думаешь, что чувствуешь. Черт, ну и пусть, я плевать на это хотел, да и тебе тоже плевать. Ты немой хладнокровный убийца из самого сердца тьмы, поэтому сердце у тебя черное. Так, рядовой Кекс?
Это было не так.
Пока не так.
V
Цена
31
Первое, что я собиралась сделать, когда он очнется, – это убить его.
Если он придет в себя.
Дамбо не был уверен в том, что это случится. Мы его раздели догола, и наш маленький доктор, осмотрев раны, сказал:
8
Элмер Фадд, Муфаса – персонажи мультфильмов.
