– Не с таким офицером. С таким только хуже будет. Ступай во двор, Ханс. “Черные вороны”
найдут его мертвым – без памяти, без отчетных данных, без работающей техники. Они вернутся в
Хантэрхайм – оставят нас в покое.
– Но как же так, Олаф?.. Он же не виноват…
– Перестань жалеть всех подряд. Я тебе объяснял, что мы отдаем смерти чужие жизни, меняя
их на жизни наши. Вина здесь не имеет значения. Это жертва, требуемая у нас смертью в обмен за
наши жизни.
– Олаф, выходит, что его нужно отдать смерти только из-за того, что я его привел… Я так не
хочу…
– Хочешь жить – отдай его смерти. Отдай его мне.
– Я хочу жить, но не так, Олаф… Хоть убей, я его убить не позволю!
– Ханс, ты соображаешь вообще?! Этот офицер приведет к нам наших преследователей! Ты что
делаешь?! Ты мне какой выбор оставляешь?! Мне что, встать под тень “ворона”, оставив с нами
этого не нужного нам офицера?!
– Он нам пригодится… А ты… Ты способен совладать с “вороном”…
– Я не всесилен, Ханс! Я срежу крылья одному, но бесчисленная стая слетится растерзать меня!
Нет, я не сдамся им, но они сокрушат мою силу, задушив северный ветер, затмив грозовое зарево!
Тогда они заберут всех! Нас всех!
– Нет, Олаф… Я не хочу этого… Этого не случится… Мы справимся… Мы объединим силы и
справимся… Я не сойду с места, пока ты не прекратишь эту грозу!
– Прекращу?! Ханс, ты что?! Ты вообще не соображаешь! Ты не знаешь, что делаешь! Не
знаешь, какой опасности он нас подвергает! Нет, я не прекращу! Не заступай мне дорогу! Я взялся
отвечать за тебя, за совершенные тобой поступки! Держать ответ, смотря в лицо самой смерти,
следующей за нами всегда и везде со своей преданной ратью, следящей за нашими промахами из
всех щелей глазами серых крыс! Я обязан исправлять твои промахи столько раз, сколько ты
промахнешься! Я обязан сохранять твою шкуру, пока не потеряю свою, Ханс!
– Ты не обязан, Олаф…
– Обязан! Ты свалился мне на голову, как снег! С духом чистым, как снег! Но чист не только
твой дух! Чист и твой разум, не хранящий знаний! Ты, как снег, Ханс, слетел с неба! Но не к
стылым скалам, не к бескрайним снегам, среди которых ты вмерз бы в вечные льды или был бы
стоптан сапогами солдат системы! Ты попал в мои руки! Теперь я держу тебя в холодных руках,
как снег, оберегая от тяжести сапог солдат системы! А ты рвешься с ветром, ища свободы! Ты не
знаешь, что делаешь, как не доросший звереныш! Мне приходится сжимать руки крепче, прессуя
тебя, как снег! Иначе мне не сохранить тебя! Иначе тебе не получить прочности льда, не стать
сильным воином и охотником! Пока ты слабый, я за тебя отвечаю! Я за тебя перегрызаю шею
опасности!
– Ты не должен отвечать за мои поступки, Олаф…
– Но ты за них ответить не способен!
– Я отвечу…
– Что ты сделаешь?! Смерть требует ответа! Что ты дашь ей в ответ?!
– Я еще не знаю… Но не мертвое тело этого офицера, Олаф… Я не хочу подвергать опасности
нас, но и его смерти я не хочу… Я еще не знаю, что делать, но… Я найду решение.
– Ты не спасешь и нас, и его.
– Отпусти его…
– Мне что, отослать его в снежную пустыню?! Отправить скитаться под тенями “воронья”
системы?! Нет, я не отпущу его, не передам прямо в их руки – в их цепкие когти, выдирающие
ответы на вопросы!
6
– Отпусти… Я не могу… Не могу этого терпеть… Столько крови, Олаф… Сколько еще крови
ты прольешь?..
– Сколько надо.
– Я не вынесу этого кровопролитья… Отпусти его…
– Нет! И не думай его защищать – не выйдет! А не сможешь ты без моей помощи его крови
стерпеть, я тебе помогу – руки скручу так, что не вырвешься, пока не опомнишься! Не позволю
тебе слабину дать! Не позволю тебе в вечном зове молчания снежной пустыни смерти искать! Уйди
с дороги!
Когда клинок Олафа блеснул у него в руке, офицер полыхнул жарким пламенем, опаляя
проклятьями и нас, и снежную пустыню. Он разорвал поле “шнура”, связывающего его руки, и
Олаф разразился бурей… А я так и остался стоять между двух огней, – горячего и холодного –
стараясь препятствовать их обмену злобой, как только возможно без применения силы… Нет, не
возможно… Я перехватил руку Олафа, дух которого трещит разрядами молний, огрызаясь на меня
громом, как зверь…
– Олаф! Не надо! Ты воин и охотник Хантэрхайма, дышащий вольным ветром! Ты не Зверь,
Олаф!
Но до него не доходят мои мысленные призывы и мой крик в голос… Я едва сумел отстранить
взбешенного офицера… Я едва сдержал руку Олафа с занесенным теперь надо мной клинком…
Сейчас он спустит силу зверя с цепи и… Я оттолкнул его, еще видящего меня глазами человека, а
не Зверя, еще не обрушившегося на меня с мощью бури, – оттолкнул изо всех сил… Я подключил
хлыст, трещащий предельной мощностью, обращая его против Олафа, как против зверя…
– Олаф, отпусти его!
– Не пущу! Он выдаст нас!
– Он так с нами не поступит, Олаф!
– Перестань доверять всем подряд!
– Это ты всем подряд не доверяешь!
– Перестань, Ханс! Он сдаст нас! Не будет в этом его воли, будет – чужая! Не даст он “воронам”
ответ, они – возьмут! Они возьмут его память, Ханс! Я не могу его отпустить!
– Ты должен! Мы уйдем от преследования! Мы справимся! Надо только подумать, как это
сделать! Прерви бурю, Олаф! Буран туманит тебе разум! Зверь не дает тебе ясно мыслить!
– Отойди! Я прикончу его! Отойди! И я не причиню тебе вреда!
– Брось клинок! Олаф, зачем столько зла?!
– Злом мы называем пищу смерти! Мы кормим нашим злом смерть, чтобы она не пожрала наше
добро! У тебя нет зла, Ханс! Ты недоделанный! Тебе нечем накормить смерть! За тебя ее кормлю я!
– Столько зла, Олаф! Смерть сыта им по горло!
– Она ненасытна! Особенно здесь – в снежной пустыне! Уйди, я не хочу нанести тебе вред!
– Но ты наносишь! Этим злом! Я не могу так жить, Олаф! Я не могу ходить по обагренному
кровью снегу и спать среди холодных мертвых тел!
– Ты привыкнешь!
– Я не хочу привыкать! Я могу убивать ради жизни, но не жить ради убийства! Смерти не
нужны столькие жертвы! Ты приносишь их не ей, а себе! Ты забыл! Ты не помнишь, что стало с
преданными тебе охотниками, когда ты стал считать себя духом снежной пустыни!
– Я помню, Ханс! Но помни и ты! Я один остался стоять среди них, полегших на снегу!
Несходящий снег скрыл их всех – холодных! А я остался стоять – сильнее зверя, мощнее грозы!
Жаркий озноб обдал меня холодной испариной. Я не смогу остановить его… Он сделает то, что
обещал… И я – сделаю… Это все… Это конец… Такой конец? Всему? Или нет… Офицер… Он же
свободен… Что же он стоит? Он же видит, что Олаф… Но он еще горит исступлением, он еще не
разобрался…
– Уходите, капитан! Я пропущу вас! Я сдержу его! Что вы стоите?! Я долго не выдержу!
Офицер не двинулся с места – он стоит у стены как вкопанный, продолжая полыхать… Мне
кажется, что сейчас вспыхнет и воздух, раскаленный его сдержанным гневом…
– Вы что, не поняли, капитан?! Седлайте мою “стрелу” и летите прочь! Скорее!
7
Офицер подключил потухший “шнур”, распустил его двуглавой плетью, отстранил меня… Что
же это? Он решил сразиться с Олафом? Но Олаф его… Я заступил ему дорогу – ему и Олафу… А в
голове пульс мечется, как крыса в клетке…
– Не делайте этого, капитан! Только не это! Уходите отсюда! Скорее!
– А куда мне идти?
– В Штормштадт, в Хантэрхайм! Откуда пришли!
– Теперь все крепости системы для меня закрыты.
– Вас впустят! Вам откроют все врата!
– Меня в застенках замучают, пока разберутся.
– Не насмерть же… Не так, как он…
– Хуже, чем насмерть, хуже, чем он.
– Да, время прошло, вы теперь объявлены пропавшим без вести… Теперь “черные вороны”
