документа, подписанного им при мне… в моем присутствии…
Я резко обернулся к нему, занося руку над панелью управления, но не отменил задачу, не
опустил руки, замершей в воздухе… Радеев крепко сжал мою руку, отводя от панели управления, и
я поднял на него глаза, впервые видя его истинное лицо – его холодные глаза, не осматривающие
снаружи, а смотрящие внутрь… Радеев переменил эту холодность, дав мне вдоволь на нее
насмотреться, на видимую веселость…
– Задача запущена… Сейчас ваши замыслы приведут в исполнение… Позвольте мне
отправиться на завод с вами…
– Вы не спуститесь на подземный завод с нами, Радеев.
– А кто мне запретит? А кто мне не позволит? Покажите мне, я его – попрошу, и он –
согласится…
– Зачем вы спрашиваете у меня разрешения пройти на завод, если ставите меня перед фактом
вашего присутствия на заводе?
– Ну я же надеялся на другой ответ… Я надеялся, что вы не пренебрежете правилами
приличия… Но мои надежды не оправдались… И теперь оправдываться придется вам…
24
– Не надейтесь и на это. Жаль, но я вынужден вас огорчить – все ваши возлагаемые на меня
надежды такого рода напрасны.
– О нет… Ваши выводы поспешны… У вас еще нет убедительных доводов… Просто, вы еще не
знаете всех моих надежд и ожиданий, связанных с вами… А я вам не скажу – знаете же, что мечта
не сбудется, если о ней рассказать заранее…
Запись №10
Я подозвал Шлака, как только мы вышли из первого блока научного управления.
– Шлак, сделай все, чтобы Радеев до активации этого офицера в этот блок ни ногой не ступил.
– А как я могу сделать это, Грабен?
– Отвлеки его… Укуси, к примеру, – я разрешаю…
– Я не стану его кусать – он меня на свалку отправит.
– Никуда он тебя не отправит, Шлак. Я за тебя постою.
– Нет, Грабен. Во-первых, он со мной всегда здоровается, а во-вторых, – он и не подумает
заходить в блок активации до того, как этот офицер откроет глаза. Ты разве еще не понял, что он –
провокатор, который всеми силами устраняет у тебя с пути всех, кто не позволяет тебе сходить с
ума и творить страшные вещи?
– Я знаю, что он – провокатор, Шлак. Перед ним, как и передо мной, стоит своя задача, которую
он исполняет, не гнушаясь беспринципностью. Он старается довести меня до предела, перейдя
который я предоставлю ему доказательства, свидетельствующие против меня неоспоримо. А я этот
предел переходить не намереваюсь и не собираюсь давать ему даже ерундовых зацепок.
– Он не такой дурак, чтобы считать тебя дураком. Он прекрасно понимает, что ты не
проколешься, как бы он тебе нервы ни трепал, и не провалишь своего плана, как бы он тебя к
провалу ни толкал. Ты нарушаешь правила, но так, что к тебе не придерешься. И с этим Радееву
ничего не поделать.
– Думаешь, он понимает, что у него не выйдет подловить меня? Тогда что он здесь, по твоему
мнению, делает?
– Не знаю, Грабен. У меня дальше мысли никак не идут.
– И у меня, пока еще, мысли дальше не идут… Но рано или поздно у него сдадут нервы, и он
выдаст себя…
– Грабен, ты еще коварнее этого Радеева.
– Возможно, Шлак. Я могу обойтись и без этой беспрестанной смены лиц, и без этой
бесконечной лжи…
– Здесь я с тобой не соглашусь, Грабен. Ты лжешь, как он, но – молчанием, а не словами.
– Все верно, иногда простое молчание результативнее изысканной лжи.
– Ты обманываешь других, обманывая – себе. И лица ты меняешь не снаружи, а – внутри.
Поэтому, никто не может этого обмана обнаружить.
– И это верно.
– И ты сам не можешь отличить этого вранья от правды. Ты обманываешь всех так убедительно,
что сам убеждаешься в этом обмане, как в истине.
– Нет, Шлак, с собой я честен.
– Тогда ты – жесточайший человек на свете.
– Откуда такой вывод?!
– Оттуда – из головы, Грабен. Я знаю, что ты не дурак. И я не могу свалить все на твою
несообразительность. И ты утверждаешь, что не обманут другими или собой. Из этого я делаю
вывод, что ты поступаешь осмысленно. А из этого я делаю вывод, что ты просто – жесток, как
никто другой!
– Глупый ты “щенок”!
– Просто, ты несешь нелегкую ответственность! И когда ты свалишь ее со своих плеч, – она
сомнет сотни людей, тысячи. Твоя ответственность упадет с тебя, как бомба, брошенная с тяжелого
бомбардировщика, Грабен.
25
– Сейчас ты убедишься, что это не так, что, совершив это великое деяние, я подниму груз,
давящий всех нас.
Шлак скрипнул веком, резко закрывшим его треснутый глаз…
– У меня из-за тебя нервные тики начались. Надеюсь, Радеев этого не заметит.
Радеев, оставленный мной на Хэварта, отстал, задержанный моим верным капитаном, но
нагнал меня, как только Шлак прервал передачу…
– Хэварт рассказал мне про ваших кошмарных “собак”, которые меня крайне интересуют… И у
меня появились вопросы…
– Ко мне или к ним?
– Пока еще к ним… Вернее, к вашему Шлаку, ведь он один обладает уникальным разумом
машины, подобной человеку… Позвольте мне украсть его у вас на несколько минут…
– На кражу позволения не просят, Радеев.
– Ну вы уж не поскупитесь на слова, очистите мою совесть согласием передать его в мое
распоряжение… Тогда мне не придется похищать его тайком, причиняя вам излишние хлопоты, –
ведь разбираться с похищениями такая морока…
– В этом я вам верю – в этом деле у вас, определенно, опыт серьезнее моего, Радеев.
– Ваша проницательность заслуживает уважения… Видите, я снова вошел в ваше положение –
войдите и вы, наконец, в мое…
– Договорились, Радеев. Как вы говорите, – делу время потехе час. Так берите на потеху моего
“щенка”, пока я буду заниматься делом.
Радеев улыбнулся, заглядывая мне в лицо, но эта улыбка получилась у него излишне хищной.
– Боюсь, вы наше присловье употребили не в обычном его смысле – неверно, так скажем…
– А вы не бойтесь, Радеев.
Он остался стоять у меня за спиной, сконфужено разводя руки… Шлак, стоящий у его ног
задрав голову, еще раз скрипнул подергивающимся веком… А я отослал Хэварта к капитану с
заводского контроля – пусть разбираются, долго и усердно проверяя все тонкости, пока техника
работает неисправно… А меня ждет этот бестолковый солдат, готовый сделать все, что я ему
скажу… Единственное, что беспокоит меня, – сможет он сделать то, что мне нужно, или нет… Я не
потребую от него ничего сложного для нормально функционирующего человека, но он –
поврежден и может не справиться…
– Воробьев, подойди. Встань здесь и подними глаза.
– Да, полковник…
Я всмотрелся в его фон, он – почти пуст, почти чист… Мысли этого солдата крайне скудны…
– Ты умеешь составлять мысленные отчеты?
Солдат замялся…
– Не очень…
– Записываешь лишнее мысли?
– Нет, наоборот… Но я научусь…
– Не волнуйся, все в порядке. Я научу тебя. Позже. А сейчас забудь об этом.
– Забывать мне легко, полковник, а запоминать…
– Я научу тебя помнить. Но позже. А сейчас меня ждет офицер Хантэрхайма. Принимайся за
настройки – пора его разбудить.
Солдат не только успокоился, но и обрадовался. Это точно выбьет из его дырявой головы все
мысли и не оставит в его разуме четкой памяти… Он не способен стереть отчетную память
ошейника, не способен и подчинить память, направляемую в отчет… Но он не оставит начальству
ненужные мне воспоминания. С командиром он поделится разве что мечтами, заполонившими его
слабый ум. Можно считать, что я здесь один – один с этим еще неживым человеком, офицером
S9… И сейчас я посмотрю в глаза этому человеку, которому суждено мной перевернуть этот мир…
– Загрузка.
– Есть загрузка.
– Готовность.
– Есть готовность.
