– Это не я так считаю. Это Он так считает. – (“Он” у него явно получалось с большой буквы.) – А значит – надо верить!..
Сэнсей что-то проблеял в ответ, что-то жалостливое до непристойности, но Роберт их уже не слушал. Новое действующее лицо появилось в коридоре (со стороны лестницы, что слева): фигура, странно и в то же время страшно знакомая, но совершенно здесь неуместная, – невысокий человек с лицом красно-коричневым и поблескивающим, словно головка курительной трубки, маленький, коренастый, уверенный, – остановился, наблюдая за ними и в то же время неспешно и откровенно застегивая ширинку. Страхагент. Ангел Смерти. Только почему-то в белом докторском халате и даже при хирургической шапочке слегка набекрень. Что он здесь делает, подумал Роберт, а рядом со страхагентом объявился между тем еще один белый халат, и еще один, и еще – целый консилиум вдруг образовался в коридоре, тихий, почтительно взирающий на краснолицего (все как один с папками подмышкой, с докторскими наушниками на шее, в белых шапочках, и почти все – в очках). Человек пять. Может быть – шесть. Ежедневный обход – с главврачом во главе – медотряда специального назначения.
Страхагент (главврач?) завершил деликатную свою процедуру, и на лице его обнаружилась улыбка, показавшаяся Роберту зловещей, хотя на самом деле была она, скорее всего, иронической, а может быть, даже приветливой.
– Двуг мой! – провозгласил главврач (страхагент) голосом скрипучим, но громким и даже, пожалуй, звучным. – Какая вствеча! Вад тебя видеть!
Обнаружив его пред собою, сэнсей (что-то бормотавший только что про силу веры или веры в силу) замолчал и сделал безуспешную попытку выбраться из дивана. Роберт подхватил его за вытянувшуюся вперед руку и помог подняться.
– Что вы здесь делаете?! – воскликнул сэнсей, глядя на страхагента почти с ужасом. – Как? Вы – здесь?
– Я собиваюсь пвиобвести это богоугодное заведение, – объяснил страхагент, приближаясь с улыбкой, теперь уже явно доброжелательной, и еще сильнее картавя. – Собственно, я его уже пвиобвел. Можешь меня поздвавить: владелец!
– Поздравляю, – сказал сэнсей с видом полного и безнадежного непонимания.
– Спасибо. Я надеюсь, ты поздвавляешь меня искренне?
Сэнсей издал неопредленный звук, а Роберт вдруг увидел вражеского телохранителя – тот стоял столбом, руки по швам и ел страхагента (главврача? владельца?) преданными глазами. Наступило что-то вроде классической немой сцены: остолбенелый телохранитель, почтительнейше замершие в позах безусловной готовности врачи, сэнсей, ничего не понимающий, а посредине – благодушно и жутковато улыбающийся человек с лицом черно-красным и блестящим, словно головка дорогой курительной трубки. И тут вдруг распахнулась дверь палаты, и в коридор выехал в своей коляске пестрый инвалид, на плече он держал рулон прозрачной ткани, а коляску ему катила скрюченная ведьма с землистым лицом, полуоткрытым ввалившимся ртом и красными глазами.
– “Тебе говорю: встань, – провозгласил инвалид пронзительно и ликующе, словно в трубу протрубил, – возьми постель твою и иди в дом твой!” Каждому да воздастся по вере его!
Никто опомниться не успел, и никто не успел даже удивиться, как колени женщины подломились, она закинула страшное лицо свое с помертвевшими вдруг глазами и повалилась на ковер – мягко и бесшумно, как умеют падать опытные эпилептики. Или алкоголики, утратившие наконец чувство равновесия.
* * *
– Может быть, все-таки закуришь? – спросил Тенгиз осторожно.
– Нет. Воздержусь. Я думаю, он сейчас придет.
Роберт старался говорить по возможности спокойно. Перед глазами у него была Татьяна Олеговна – как она падает навзничь, закинув к потолку мертвое свое лицо… и бегущие к ней со всех сторон развевающиеся белые халаты… и тревожные какие-то звонки все еще дребезжали в ушах, и нечленораздельный гомон многих голосов, и визгливые невнятные приказы: “тара-ра-зепам, струйно!”, и страшный голос страхагента-владельца: “Идиот косматый! Мозги в голову удавили? Кветин безгвамотный!..” И поверх всего этого – сухой непреклонный голос сэнсея: “Идите в машину. Я прошу вас – в машину!”… – голос командора, а у самого ноги тряслись, старческие тощие ноги в узких брюках в полоску…
– Совсем плохо? – спросил Тенгиз сочувственно.
– Да уж хорошего мало, – пробормотал Роберт.
– Если бы точно знать, что с человеком происходит после смерти, – сказал глубокомысленно Тенгиз, – ни за что жить бы не стал.
– С человеком после смерти ничего не происходит. Все, что потом происходит, происходит уже с трупом.
– Потому вот и скрипим помаленьку, – сказал Тенгиз.
– Не философствуй. Не умеешь.
– И не собираюсь. Просто отвлекаю тебя от мрачных мыслей.
– Самым лучшим способом.
– Естественно. Как отвлечься от неприятных мыслей? Вспомнить, что смертен. И сразу все встает на свои места. Масштаб появляется,
