«Что любовь сильнее смерти».
Нет ничего сильнее смерти, и ты всегда знал об этом. Так что ж ты теперь задыхаешься, прижимая к себе остывающее тело, зачем выкрикиваешь в небеса одно и то же, когда давно исчез призрак луны, и камень выпал из твоей руки, и глаза ее закрыты навсегда?
Венсан вздрогнул. Что?
Он перевел взгляд на лицо Николь. Глаза ее были закрыты. Несколько мгновений он смотрел на Птичку, не шевелясь, а затем дрожащими руками принялся расстегивать на ней одежду.
Кровь все еще текла из раны под ребрами, там, куда вонзился нож.
– Это невозможно…
Но кровь текла. Придавив пальцами жилку на шее, он уловил отчетливое биение.
– Девка, того гляди, богу душу отдаст, а он сидит, как истукан, и губами шлепает! – злобно прошипели сверху.
Венсан безумным взглядом уставился на Бернадетту, прижимавшую к боку окровавленную тряпку.
– Чего вылупился? Лекарь ты, дьявол тебя дери, или навозное рыло?
Венсан сорвал с себя рубаху и разодрал на полосы. И все то время, пока он останавливал кровь, перевязывал рану Николь, несся в каморку за снадобьями, вливал лекарство в рот девочки, перекладывал ее на стол – все это время старуха, не переставая, кляла на чем свет стоит и его, и его мамашу, и его выродка папашу, и всех потомков Венсана, которые, вне всяких сомнений, будут такими же бурдюками с протухшей ослиной мочой, как их никчемный отец.
Она прервалась лишь тогда, когда он, закончив с Николь, склонился над ней.
– Бернадетта, мне нужно осмотреть твой бок.
– Дырку в своей заднице осмотрите, – посоветовала старуха. – Все интереснее, чем в моих кишках ковыряться.
Даже в лучах слабого светильника, который он зажег, пока обрабатывал рану Николь, Венсан видел, как посерели губы Бернадетты. Морщины провалились, словно их прорезали ножом. Однако глаз сверкал с той же неистовостью, что и раньше, а запас брани по-прежнему был неисчерпаем.
Венсану пришло в голову, что ангелы-хранители порой могут выглядеть очень странно.
– Сиди смирно и не двигайся, – сказал он. – Мне придется разрезать на тебе одежду, чтобы добраться до раны.
Если бы Бернадетта не так ослабла, она бы не позволила ему дотронуться до себя. Но большая кровопотеря истощила ее силы. Железная старуха не издала ни звука, пока он промывал глубокий порез, оставленный мечом Мортемара, и сшивал разошедшиеся края, но в конце концов она все-таки потеряла сознание.
– Почему маркиз должен был тебя помнить? – спросил Венсан, когда ключница пришла в себя.
Бернадетта помолчала, прежде чем ответить.
– Камень принадлежал нашей семье, – наконец сказала она тем низким, будто бы не своим голосом, который ему довелось слышать лишь однажды, когда старуха рассказывала о деревне Левен. – Маркиз узнал о нем. Молодой он был тогда, совсем бешеный. Мужа дочери убил, а после и с моей Жаннет расправился. Его слуги пытали меня… Выкололи глаз, чтобы заставить мою бедную девочку говорить. И бросили, решив, что я мертва. Сама не знаю, как выжила – должно быть, чудом. Тем более что мне и жить-то не хотелось. Из тех мест пришлось бежать, и принесло меня сюда, в Вержи. А потом снова появился Мортемар. Двадцать лет я молилась, чтобы господь дал мне сил когда-нибудь поквитаться с ним.
Она с трудом подняла ослабшую руку, чтобы перекреститься.
– Снился он мне каждую ночь. Девушке ее возлюбленный так не снится, как мне маркиз де Мортемар. Но теперь уж я посплю спокойно, месье Бонне. Да, спокойно…
Лекарь протянул ей чашку с водой, и старуха жадно приникла к ней. Напившись, она кивнула на спящую Николь:
– Как она?
– Ей нужен покой, – уклончиво ответил Венсан.
– Тут вам его не найти.
Это он знал и без нее.
– Бегите, – посоветовала старуха. – Бегите оба! Вам здесь нет места.
«А где есть?» – хотел спросить Венсан. Их будут искать. Каждую собаку отправят по следам убийц графа и маркиза. Власти не успокоятся, пока не отыщут беглого лекаря и горничную.
– Возьмите камень с собой, – настойчиво продолжала Бернадетта. – Только спрячьте его хорошенько!
Венсан насмешливо улыбнулся и покачал головой.
Он уже вполне пришел в себя, чтобы понимать: никакого чуда не случилось. Просто Мортемар был слишком слаб после удара кастетом, чтобы нанести Николь смертельную рану. Нож вошел неглубоко. Девочка всего лишь потеряла сознание. А он – хорош лекарь! – вздумал хоронить ее раньше времени.
Старуха дернула его за локоть так, что он едва не взвыл от боли в раненом плече.
– Нечего кривить губу, месье Бонне! – прошипела она. – Суньте этот чертов камень себе в карман, я сказала, и поберегите его! Лет через двадцать еще вспомните меня добрым словом.
Венсан внимательно взглянул на нее. Если она верит в его силу, то почему отдает?
– Оставь его себе. Камень твой по праву.
Бернадетта покачала головой.
– Он не принес счастья никому из нашего рода. Некоторым желаниям не должно сбываться, как бы нам этого ни хотелось.
– И ты не желала бы для себя чуда? – тихо спросил он, вспомнив про ее убитую дочь.
Их взгляды встретились.
– Чудо всегда рождается из отчаяния, месье Бонне, – так же тихо ответила Бернадетта. – А во мне давно уже его нет. Теперь, со смертью убийцы моей дочери, я могу обрести покой. Для этого камень мне не нужен. Да и двадцать лет я не протяну, что уж говорить…
Венсан помолчал, а затем наклонился к старухе и бережно обнял ее.
Бернадетта так удивилась, что не сразу нашлась, что сказать.
– Эдак вы меня и совратить задумаете, чего доброго, – хмыкнула она наконец. – Все, все, месье Бонне, хватит тискать старую колоду! Идите же. Да проваливайте, дьявол бы драл вас и вашу мамашу!
Венсан ухмыльнулся и поднялся. Старая карга непостижимым образом помогла ему обрести исчезнувшую было уверенность.
Черт с ними, с собаками. Пусть хоть всех псов округи снарядят на их поиски – он что-нибудь придумает. В конце концов, жизнь спрашивает нас каждый миг, пока мы живы, – а уж со смертью мы как-нибудь разберемся.
– Прощай, Бернадетта.
Небо на востоке уже начинало светлеть. Узкая голубая полоса пролегла над горизонтом, и звезды таяли в ней, как снег, упавший в теплую воду, когда Венсан спустился из башни, неся на руках Птичку, завернутую в одеяло. За спиной его висела тяжелая сума, в которую он наспех побросал все самое необходимое.
Несколько дней пересидим в лесу, думал он, а потом двинемся в Каркассон. На его узких, кривых, как ятаганы, и таких же опасных улочках отыщутся те, у кого они смогут укрыться, пока Птичка поправляется. А затем – в Лион. Шумный, огромный, веселый Лион, прекрасный город, откуда растекаются волны шелка по всей Франции, где печатают и продают книги, куда на ярмарки съезжаются торговцы из самых дальних земель. Там всегда найдется работа.
Глядишь, через пару лет он скопит на новый микроскоп от Гука.
Не оборачиваясь, лекарь направился к винным погребам, откуда начинался спуск в подземелья замка Вержи.
Едва он скрылся за углом, от стены отделилась массивная фигура. Пьер Рю шагнул вслед лекарю, но хриплый голос заставил его замереть на месте.
– Оставьте его.
Начальник охраны резко обернулся. Бернадетта – простоволосая, постаревшая, изможденная стояла на ступенях сторожевой башни, держась за перила. Он и не заметил, как она спустилась.
– Оставьте его, – повторила она спокойным, хоть и очень усталым голосом. – Пускай уходит.
Пьер бросил задумчивый взгляд наверх.
– Как я понимаю, граф и маркиз мертвы, – протянул он, прищурившись. – Кто ответит за их гибель?
Бернадетта села на нижнюю ступеньку и без всякого стеснения вытерла подолом юбки взмокший лоб.
– Его милость Гуго де Вержи потерял рассудок от смерти жены и старшей дочери, – хладнокровно сказала она. – Сначала дочь младшую убил, а потом заманил сюда маркиза и расправился с ним. Понятное дело, его светлость не сдался без боя! От ран-то бедный наш граф и скончался.
