А вот о том, что он может читать мысли – да, только кого-то одного, и то после сосредоточенной настройки на него, но может ведь, – Павел никому не говорил. Как и о том, что для этого совершенно необязательно присутствие человека (или дракона) рядом с ним. Расстояние могло быть достаточно большим.
Еще – Павел умел управлять человеком, превращая его в марионетку. Это умели и драконы, но не все, только часть из них. К тому же оказалось, что Павел был сильнее их в этом плане – сопротивляться его воздействию драконы могли только коллективно.
Само собой, обращать свою силу против друзей Павел не собирался, он был искренне благодарен им за то, что они вообще согласились участвовать в эксперименте! И все – ради того, чтобы он, Павел, смог окончательно вернуть себя как личность!
Это и есть дружба. Настоящая. Искренняя.
И когда Аскольд Викторович, немного смущаясь, попросил Павла не применять против драконов свою силу, он, разумеется, пообещал.
Мог бы и не просить, Павел и сам не стал бы этого делать. Его цель – людишки.
Которые НИКОГДА не будут относиться к нему так, как относились к тому парню, на чьи воспоминания он так некстати настроился. И, что самое неприятное, никак не может «отсоединиться» от него…
Неприятно, потому что это расслабляет. Мешает. Заставляет его мучительно, до сердцебиения, завидовать незнакомцу…
Напоследок Павел включил ледяную воду, чтобы окончательно прийти в себя и обрести прежнюю целостность, избавиться от кретинских сомнений.
Он уже подходил к своей комнате, когда увидел спешившего навстречу ему Максима, помощника Аскольда Викторовича. Причем от дракона буквально искрило тревогой и напряжением.
– Павел! Скорее! – воскликнул Максим.
– Что случилось?
– Идем в информационный центр!
– Зачем? Что случилось?
– Там… Там твоя мама… С ней… Она…
– Мама?!
Павел швырнул возле двери сумку со спортивной формой и помчался по коридору следом за Максимом. Сердце в его груди бухало, словно церковный набат: «Мама-мама-мама». Павел уже пару раз виделся с матерью, правда через скайп – драконы справедливо опасались, что за Магдаленой могут следить, и никогда не привозили ее в свое подземное убежище.
И всегда мама радовала глаз своей красотой, она так ласково ему улыбалась, так заботливо интересовалась здоровьем сына!
Правда, при этих разговорах у Павла постоянно что-то ныло и зудело в душе, ощущение некой неправильности, что ли?
Скорее всего, из-за того, что разговаривать им приходилось с помощью бездушной техники, которая не в состоянии была передать материнские тепло, нежность и любовь. А отыскать маму мысленно, настроиться на нее, пообщаться так, напрямую, у Павла почему-то не получалось. Наверное, она была слишком далеко от убежища.
Но хотя бы скайп – уже хорошо.
Хорошо…
Только не то, что он увидел на экране монитора, ворвавшись в информационный центр драконов.
Страшно изуродованное, в багровых пылающих шрамах, лицо мамочки. И океан боли в ее заплаканных глазах.
– Господи, мама! – Павел буквально рухнул на стул перед монитором. – Что случилось?! Кто это сделал?!
– Твой отец, – еле слышно произнесла женщина.
– Отец?! Но… зачем он это сделал?!
– Он хотел узнать, где ты. Но ты не волнуйся, родной, я ничего не сказала… – Магдалена слабо улыбнулась, и из глаз ее выкатилось еще две слезинки. – Я вовремя потеряла сознание от боли.
Багровое цунами ослепляющей ярости, которую он вроде бы научился контролировать, в доли секунды смыло все остальные чувства и желания.
Кроме одного – наказать эту сволочь. Уничтожить все, что ему дорого, всех его друзей, его самого.
Венцеслав Кульчицкий жить не должен!
И не будет.
Глава 32
Ну вот, скоро все закончится. Судебный процесс над Сигизмундом Кульчицким начинается через три дня. Правда, дело обещает быть долгим – адвоката Магдалена наняла серьезного, одного из лучших. Он уже поставил под сомнения все показания Моники, данные ею до последнего обострения ее состояния. И потребовал повторной психолого-психиатрической экспертизы, что, учитывая нынешнее состояние Моники, стопроцентно исключит ее из судебного процесса.
И останусь только я.
Ну да, полиция обшарила каждый сантиметр показанных Павлом «владений» Гизмо, там было несколько каменных мешков – камер для узниц. И кровь, обнаруженная на стенах и полу этих жутких «жилищ», принадлежала как найденным жертвам, так и тем девушкам, кто пропал за последние несколько лет. Это определили с помощью экспертизы ДНК, взяв пробы у родственников исчезнувших.
Но тел их так и не нашли…
А значит, официально пострадавшими были признаны Ася, Моника, Карина и я.
Конечно, доказательств против Гизмо хватало, в принципе, и без наших показаний – следы его пребывания в том жутком подземелье были повсюду, и не только отпечатки пальцев…
Но ушлый адвокат, потребовавший суда присяжных, явно готовил какую-то пакость. Какую – никто не знал, но уж очень он сиял в последнее время.
И сияние это началось через пару дней после инцидента с Магдаленой.
Тогда ее отвезли в хорошую частную клинику, и Венцеслав даже оплатил лечение – пока еще своей супруги, и был приглашен лучший пластический хирург, и вроде бы все обошлось – во всяком случае, никаких исков Магдалена не выдвигала и интервью журналистам с жалобой на изуродовавшего ее мерзавца мужа тоже не подавала.
А мы, если честно, ждали чего-то подобного.
И это было странно. Неприятно и странно, это нагнетало ощущение надвигавшейся бури.
К тому же Павел так и не вышел на связь ни с кем из нас. А ведь он мог делать это на расстоянии, он так Монику нашел, и со мной общался, и приближение тех тварей издалека почувствовал…
И его «тишина в эфире» ничего хорошего не предвещала. В лучшем случае его уволокли слишком далеко (или глубоко), в худшем – Пашки уже нет в живых…
Все-таки ранение его было серьезным, а он вместо отдыха спасал нас, отдавая всю энергию, все силы, всего себя до донышка…
Но верить в это не хотел никто, все дружно выбрали вариант «глубокого погружения». Ничего, Пашка еще покажет себя, он еще появится!
Сегодня Венцеслав собирался поставить последнюю точку в отношениях с Магдаленой. И с Гизмо тоже.
Документы, в которых он признавал своим единственным сыном и наследником Павла Кульчицкого, были уже готовы. Как и документы самого Павла – до сих пор он ведь жил без них, ни свидетельства о рождении, ни паспорта у парня не было.
А теперь – были. Новенький паспорт, и на фотографии Пашка получился очень даже неплохо. Во всяком случае, лучше, чем я в своем паспорте.
И все документы, все бумаги, оговаривавшие права наследника мыльной империи, – которых оказалось немало, – пришлось переделывать, внося туда имя и паспортные данные Павла.
И убирая имя Сигизмунда.
Оспорить волю Венцеслава после подписания им бумаг было невозможно – в качестве доказательства того, что Сигизмунд не имеет к роду Кульчицких никакого отношения, к бумагам была приложена экспертиза ДНК, четко указывавшая на то, что именно Павел является родным сыном Венцеслава. Только он.
Были подготовлены бумаги и по разводу, несмотря на активный протест Магдалены и ее адвоката. Но тут было без вариантов – Мартин предложил Кульчицкому в помощь своих юристов. И усиленная команда профессионалов добилась своего: сегодня Магдалена и Венцеслав поставят подписи под свидетельством о расторжении брака.
Александр Лазаревич тоже активно готовился к этому дню, прекрасно понимая, что опасность для его друга и работодателя сегодня возрастает в десятки раз. И хотя Венцеслав за пределами дома передвигался только в сопровождении одного из экстрасенсов, чтобы исключить возможность ментальной атаки, на сегодня были приглашены еще трое сильнейших специалистов в этой области. Одного решили оставить с нами, в доме – так, на всякий случай, – а двое вместе с дежурным экстрасенсом должны были обеспечивать безопасность Кульчицкого.
