Потому что надвигавшуюся беду Дворкин, похоже, ощущал острее нас всех. Он, по-моему, почти не спал два дня накануне, вновь и вновь проверял – все ли он предусмотрел.
Вот и сегодня за завтраком главный секьюрити в который раз завел прежнюю песню – он твердил об этом с самого начала:
– Венцеслав Тадеушевич, а все-таки давайте перенесем подписание сюда, к нам, а? Здесь ведь и антенна работает, и всех наших колдунов можно вместе собрать, кучненько, так сказать. Тогда их фиг кто одолеет!
– Во-первых, – невозмутимо произнес Кульчицкий, аккуратно намазывая тост сливовым джемом, – в таком случае все равно придется отправить бо?льшую часть наших специалистов ментальных дел в Москву…
– Зачем, если вы здесь останетесь?
– Затем, чтобы документы сюда привезти в целости и сохранности. Они ведь в банке хранятся, в ячейке, туда нашим змеенышам сложно добраться. А вот по пути, особенно за МКАДом, – элементарно, Ватсон! А во-вторых, – в глазах Венцеслава словно пошел снег, – я не хочу больше видеть эту женщину в моем доме! А на подписание приедет и Магдалена, если ты не забыл.
– Ничего я не забыл, – буркнул Дворкин. – И все равно…
Но договорить ему не дал звонок мобильного телефона Кульчицкого. Венцеслав посмотрел на дисплей, помрачнел и взял трубку:
– Да, слушаю вас, Игорь Дмитриевич. Да, сегодня. Рано пока поздравлять. Что? Но зачем? Вы уверены? Впрочем, по большому счету вы правы – Моника в нынешнем ее состоянии опасности для этих не представляет. Ну хорошо, я привезу ее. Да не за что. До встречи.
Он нажал кнопку отбоя и отложил телефон в сторону.
– Я правильно понял? – нахмурился Дворкин. – Климко просит привезти дочь в Москву?
– Да, там какой-то толковый врач из Израиля прилетел, специально, чтобы Монику осмотреть. Осмотр желательно провести в специализированной клинике, там какое-то оборудование суперсовременное. И я согласен с Игорем Дмитриевичем – вряд ли сейчас девушка интересна тем тварям.
– А оттуда твари могут знать о ее состоянии?
– Саша, ты от перенапряжении утратил способность мыслить! Если Климко без конца возит сюда разных психиатров, а теперь вот и светило из Израиля выписал, то и дураку будет ясно, что у Моники проблемы. Но в первую очередь на это упирает адвокат Сигизмунда, не забыл?
– Ну да, вылетело из головы совсем.
– Тем более что трое колдунов в моей свите обеспечат нам с Моникой более чем надежную защиту.
– Они не колдуны, они экстрасенсы, – буркнул Дворкин, откусывая кусок от свежеиспеченной булочки.
– Саша, хватит болтать. С набитым ртом беседы не ведут.
Моника, сидевшая вместе со всеми за столом, на разговор о ней – как и вообще на все разговоры – не отреагировала. Она механически ела, пила, все делала аккуратно, ничего не крошила, не роняла, не проливала. В глазах ее по-прежнему была пустота. Словно за столом сидел андроид, а не человек.
Где-то через час после завтрака за ворота поместья выехал эскорт из трех машин. Бронированный «Мерседес», в котором находились Кульчицкий, Моника и один из экстрасенсов, и два здоровенных черных джипа с остальными «колдунами» и охраной.
Марфа перекрестила караван и украдкой вытерла слезы:
– Храни вас Господь!
– Да вы не переживайте! – улыбнулась пухленькая девушка в кудряшках, Лида, одна из тех спасших нас в спелеолечебнице экстрасенсов. – Все будет хорошо, с ними поехали сильнейшие из наших.
– Ох, не знаю, – всхлипнула Марфа. – Маетно что-то у меня на душе…
– Идемте лучше в дом, чаю попьем.
– Если только успокоительного, с ромашкой.
– Или с рюмашкой? – хихикнула Лида. – Спиртовые настойки небось у вас тоже есть?
– А что, – улыбнулась Марфа, – можно и с рюмашкой. Но по чуть-чуть, грамм по пятьдесят… Лидочка, что с тобой?!
Но девушка не ответила, она словно выключилась из реальности, застыв на месте в довольно неудобной позе. Лицо ее побледнело, осунулось, над верхней губой и на лбу выступили капельки пота, глаза закатились так, что радужки почти не стало.
Меня затрясло, Марфу – тоже. Но, надо отдать ей должное, сориентировалась она быстрее меня.
И закричала – сорванным, страшным голосом:
– Надо ехать следом! Срочно!
Глава 33
– Ох, не знаю, не знаю… – Макс нервно хрустнул суставами длинных тощих пальцев. – Не нравится мне это место, слишком близко от поместья. Нам могут помешать.
– Никто нам не помешает, – холодно процедил Павел. – Просто не сумеют.
– Ты уверен? Твой отец теперь всегда ездит в сопровождении сильных представителей человеческого рода, у вас их называют экстрасенсами. Поверь мне, они действительно сильны, я никогда не был склонен к преуменьшению способностей противника. Тем более люди еще и приборы какие-то изобрели, блокирующие ментальное воздействие. Потомки обезьян развиваются опасно быстро…
– Ничего, скоро мы все достижения людишек поставим на службу нам. – Павел мимолетно отметил всплеск радостного торжества в сознании Макса, но особого значения этому не придал – почему бы помощнику Аскольда не радоваться, в конце концов, все ведь идет правильно. – Все вместе мы справимся. Вы ведь собрали всех наших, владеющих силой?
– Всех, кого смог. Ты же знаешь, нас вообще осталось не так уж и много, и не все живут в Москве.
– Ничего, нас вполне достаточно… А сейчас мне надо сосредоточиться. Пусть они пока сканируют пространство и предупредят меня, когда наша цель двинется в путь.
– Хорошо. Главное, чтобы радиус действия их ментальной глушилки не распространялся слишком далеко.
– Нет, он ограничен пределами поместья.
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда. Макс, не задавай идиотских вопросов!
– Ладно, ладно, не психуй! Чего ты нервный такой? Может, все-таки рано тебе приступать к активным действиям? Врач твой ведь был категорически против…
– Макс!!!
– О’кей, понял.
Помощник депутата Аскольда Викторовича Ламина, Макс Шипунов, поднял руки в примирительном жесте, развернулся и, перейдя на шипящий язык драконов, отдал приказ собравшимся возле микроавтобуса с затемненными стеклами пятерым своим соплеменникам.
Те послушно рассредоточились в кустах и за деревьями, окружавшими лесную дорогу, ведущую от поместья Кульчицких к федеральной трассе. Хорошую дорогу, автоматически отметил Павел, не грунтовку в ухабах, а ровную и с современным покрытием.
Но именно автоматически, потому что его разум, его сознание сейчас буквально трещали под натиском нахлынувших чувств и эмоций.
Да-да, тех самых чувств и эмоций, от которых он старательно пытался избавиться. Наследием человеческой, слабой и мягкой части его сущности.
Там, в подземном убежище драконов, расположенном в заброшенном и забытом (не без помощи самих драконов) правительственном бункере – настоящий мини-город, между прочим, – эта слабенькая часть почти умерла под гнетом монолита драконьей части его души. Особенно когда он увидел, ЧТО эта убогая тварь, его биологический папашка, сотворил с матерью…
Дикарь, ублюдок, мразь! Пытать хрупкую женщину, уродовать ее лицо, добиваясь информации о местонахождении сына! Его родного сына, между прочим! Фашист, настоящий фашист!
Но ничего, совсем скоро этот фашист выползет из своей норы и поедет в Москву, чтобы лишить маму дома и денег, оставить ее нищей, вышвырнуть вон за то, что женщина не смогла отказаться от своих сыновей…
И зная о его, Павла, способностях, он повсюду таскает с собой экстрасенсов, трус поганый. Ничего, сегодня он получит по заслугам!
В то мгновение, когда Павел увидел изуродованное лицо матери, он готов был убить отца. Задушить, пристрелить, взорвать ему мозг изнутри – Павел вдруг осознал, что он МОЖЕТ сотворить такое.
И именно тогда человеческая часть его сущности почти погибла, раздавленная гневом и яростью. Но все-таки – лишь почти…
Потому что потом, когда гнев улегся, Павел понял – убить отца он не сможет. И не потому, что Кульчицкий – его отец и все такое, нет.
