— Не позволишь? — Индра приблизился, угрожающе нависая. — Думаешь, сможешь мне помешать?
— Эла, тебе понравится быть любимой! Быть любимой гораздо приятнее, чем любить самому! Просто скажи мне «да»! — разливался соловьем меж тем Лайз.
— Помешать? Конечно же, смогу. Ведь вам придется убить меня, чтобы добраться до того кретина. А я знаю, что убить меня вы не в состоянии, — размеренно ответила я, наблюдая его ухмылку.
Он тоже это знал. И дело не в моих навыках, которые могли бы это предотвратить, а лишь в том, что Индра был одержим страхом моей смерти, в чем мне придется убедиться неоднократно.
— Интересно, — хмыкнул молодой босс. — Чем же он заслужил такую самоотверженность? Всего несколько дней, и ты уже готова пожертвовать жизнью за этого недоумка. Погоди… а может ты собралась за него замуж? Хочешь его?
Несмотря на саркастическую улыбку, искривившую его губы, угольно-черные глаза оставались серьезными. Последний вопрос не был банальной насмешкой.
— Разве мы уже не выяснили, что я делаю исключительно то, что хотите вы?
— Это не ответ.
— Я хочу сделать его своим телохранителем.
Мой ответ, которого Индра так добивался, заставил его опешить. Кинув взгляд в сторону кричащего о своей любви на всю округу Лайза, он иронично объявил:
— Поверить в то, что он может неплохо ублажить женщину, легче, чем в то, что он в состоянии охранять кого бы то ни было.
— Даже зайца можно научить курить.
Наклонившись к моему уху, наставник прошептал:
— Но это совсем не значит, что я позволю этому ублюдку ошиваться поблизости. Его настойчивость поразила тебя? Меня она лишь раздражает. Не вижу никаких причин, по которым я должен это терпеть и дальше.
Обойти меня не дала ему моя ладонь. Уперев руку в его грудь, я подняла голову. Этот безрассудный жест Индра встретил недоуменно, даже шокированно.
Задумавшись, я молчала с минуту, чувствуя пульсацию в своих пальцах. Сердце, бьющееся под моей ладонью. В последнее время я стала замечать, что задумываюсь о человечности сына Иберии все чаще. В связи с этим я допустила мысль, что ему, как и всякому человеку, свойственны слабости.
— Его будет учить Бартл. Вплоть до моего совершеннолетия вы его не увидите… и не услышите.
— Едва ли меня этот убедит…
— Я останусь под вашим патронажем еще на год.
Вряд ли это прозвучало более убедительно. Распоряжаться мной, как его душе угодно, Индра мог и без моего на то позволения. И тем не менее он не торопился с отрицательным ответом. А его сердце под моей ладонью билось так часто.
— Похоже, спасать меня — ваше призвание, — улыбался во все тридцать два зуба Лайз.
Сидя на крыльце тренировочного дома карательного отряда, я смотрела сквозь стену дождя на сереющий неподалеку особняк. Лайз взволнованно бродил под навесом, все еще не в состоянии сжиться с мыслью, что вместо логичной смерти от жестоких рук Индры ему выпала честь стать личным телохранителем старейшины самого грозного отряда Нойран.
На подобную должность могли претендовать только лучшие из лучших… ну или те, кто каждый день балансирует на острие лезвия, примитивно давя на жалость. Возможно, мне не стоило в тот раз вмешиваться в судьбу этого самоубийцы. Ведь отныне ответственность за его жизнь придется нести мне. И вина из-за его смерти, которая, судя по всему, будет скорой и бесславной, вконец измучит мою совесть.
Телохранитель, боги. Недоумение Индры по поводу моего абсурдного решения было более чем оправданным.
— Ну… значит, с этого момента мы меняемся местами, — ответила я с задержкой, взъерошивая свои влажные волосы. — И постарайся… больше не попадаться на глаза Индре.
Упоминание о молодом боссе несколько остудило пыл Лайза. В задумчивом молчании он подошел, присаживаясь рядом на деревянную ступеньку.
— Что ж, вы сделали выбор, и… как я могу требовать от вас взаимности, когда рядом с вами… — слова давались ему с трудом. Смущение и досада путали его мысли. — Уверен, что господин Индра сделает вас счастливой.
— Да что вы все себе напридумывали? — пробормотала я едва слышно. — С чего все здесь считают, что нас с боссом связывает что-то помимо отношений «ученик-наставник»? Вы, вроде, знаете его дольше меня, должны понимать, что та часть его души, которая отвечает за разного рода привязанности, атрофирована. Он не может никого сделать счастливым, это факт. Потому что он не может никого полюбить. Даже свою семью. Ни своего отца. Ни свою старшую сестру. Он может уважать первого, мириться с существованием второй, но те скудные эмоции, которые он на них тратит, едва ли
