Черт, видели бы меня девчонки…
Черные льняные брюки, черная легкая рубашка, сшитые по моим меркам, произвели бы необходимое впечатление вкупе с новой стрижкой. В связи с тем, что мою внешность можно было смело назвать посредственной, я никогда не страдал нарциссизмом. Я даже избегал зеркал. Теперь?
Не будь поблизости постороннего, я бы в очередной раз поддался слабости и полюбовался работой уже другого мастера.
Ага, я добился своего, и теперь всю мою спину и предплечья покрывали цветные татуировки. Прежде чем передать меня в руки художника, док заверил, что с работой подобного объема мастер управится за пять дней. Но я должен знать, что нанесение самого узора — плевое дело, а вот процесс заживления мне запомнится надолго.
— После каждого сеанса я буду вводить тебе инъекцию, — вспомнил я слова Кея. — Будет больно, особенно по ночам, но зато к следующему утру все заживет.
Я пережил не одну такую адскую ночь, во время которой кровать превращалась в раскаленную сковороду, но все выдержал. Черт возьми, не зря. Ведь теперь у меня была точно такая же татуировка, как у Диса… и у Эльзы, Раска, Бартла, Олафера, Анны и так далее. Кажется, боль породнила меня с кланом.
Долго красоваться — роскошь, мне не доступная. Раньше я знать не знал о том, что такое дефицит времени, теперь же я принадлежу миру, в котором жизнь идет на совсем других скоростях.
В дверь стучат, после чего та отворяется. Слуга сообщает мне, что транспорт уже ожидает. Это дает повод вспомнить, куда я так вырядился: на рандеву с Адэром, ага. Вполне возможно, что в этом же костюмчике меня положат в гроб уже сегодня. От уверенности в правильности принятого решения, которая, как благословение, пребывала со мной всю неделю, не осталось и следа.
Проходить по длинному коридору из выстроенных в две шеренги бойцов станет когда-нибудь привычным для меня. Клан Децема провожал своего главу, и я надеялся — не в последний путь.
У самого аэромобиля стояла не на шутку встревоженная Эльза.
— Ты чокнутый самоубийца, ясно тебе?! — Прошипела она, вероятно, позабыв все ободряющие слова, которые были бы сейчас очень кстати.
— Тоже считаешь, что я выгляжу потрясно?
— Если ты умрешь…
— Эй, не собираюсь я умирать.
— Если ты только вздумаешь…
— Да прекрати меня хоронить!
— Если ты… — я отшатнулся, как от удара, когда увидел, как над ее нижними веками начинают собираться слезы. Эльза намерена разрыдаться здесь, при всех, из-за меня. Гребаная катастрофа. — Только попробуй оставить меня здесь одну!
Я приблизился к ней на шаг, чтобы уже в следующий момент заключить в объятья. Возненавидев при этом свой до смешного маленький рост. Думаю, наши застывшие в сплетении рук тела выглядели чрезвычайно нелепо. Эльза была взрослой женщиной, выше меня на две головы. Я — чем-то полудохлым, приземистым, настолько слабым, что не мог конкурировать здесь даже с самыми кончеными слабаками.
Когда я сел в просторный салон аэромобиля, я еще долго молчал, смотря себе под ноги. Молчали и те, кто сопровождал меня в сегодняшнем рискованном предприятии: Дис и Анна. Гул работающего двигателя был тише шепота.
— Ладно, — прихлопнул я себя по коленям внезапно вспотевшими ладонями. — Когда вернемся, отпразднуем это дело. Я дам вам отпуск… хотите? Я слышал, в вашей солнечной системе есть целая планета-курорт. Цитра? Говорят, там настоящий рай, визу туда абы кому не дают…
Это было просто смешно: я пытался трепом на отвлеченные темы унять лихорадочную дрожь собственного тела. Несмотря на то, что мой план был одобрен старейшинами как единственно возможный при соблюдении параметра «честность», сомнения обвивали легкие и заставляли диафрагму судорожно сжиматься.
— Анна, ты взяла все необходимое? — посмотрел я на сидящую напротив Жадину, которая со вкусом жевала тянучку. Салон пропах ядреным запахом клубники.
— Все при себе, босс, — ответила она, доставая из-за спины маленький рюкзачок, облепленный мелкими, многоцветными кругляшами значков. До самого конца поездки Анна поправляла свой сложнейший, смелый макияж.
Находящийся рядом со мной Дис был привычно молчалив и угрюм. Его кожа, чувствительная к свету местной беспощадной звезды, была защищена повседневной униформой. На его здоровой руке, как влитая, сидела перчатка, лицо закрывал опущенный до самых бровей капюшон, а глаза были закрыты непроницаемо темными стеклами солнцезащитных очков. Все это — от его внешнего вида до безжалостного молчания — создавало иллюзию расстояния, исчисляемого милями.
Я начинаю жалеть, что не взял с собой Бартла, с ним можно было бы поболтать. Однако соображения безопасности вынудили его остаться. Кроме прочего, вряд ли этот салон вместил в себя такого верзилу.
