. — Ублюдок заставил меня поверить, что… — Я накрываю его рот ладонью, но он быстро и не особо затрудняясь, убирает ее — …он отдал тебя улицам. Понимаешь?
Да. Нет. Какая разница?
— С тобой могло произойти все что угодно. Почему ты одна? Где… — Я снова закрываю его рот рукой.
— Одна? Не думаю. — Я подтягиваюсь, скользя по его телу. — И хватит задавать бестолковые вопросы. От тебя требуется лишь один вопрос, Блэквуд. — Он либо слишком ошарашен моим поведением, либо ждет, когда я произнесу эти слова. Потому и молчит, прожигая меня своим невероятно темным взглядом. — Ты должен спросить, что я хочу от тебя.
О да, слова порой действуют на него куда сильнее, чем мои действия направленные на привлечения его внимания.
Так забавно следить за изменением его эмоций, особенно когда осознаешь, что можешь манипулировать этими эмоциями как угодно.
Он принадлежит мне сейчас больше чем кому-либо. Владыка. Долг. Земля. Он только мой сейчас. И он хочет услышать от меня…
— И что ты ответишь? — Его голос опять невероятно глубокий, ласкает самые чувствительные местечки моего тела. И я не понимаю, как он делает это. Его руки, наконец, оказываются там, где и должны быть.
— Я хочу
. — Мой голос — стон и шепот. Мое тело — оболочка, сдерживающая одержимость, желание, нужду. Я превращаюсь в нужду, я становлюсь нуждой, пока говорю это, пока он впитывает все те чувства, которые вызывают мои слова. Он наслаждается. Он доволен. Но все еще стоит, смотрит и ждет. — Аарон.
Да. Это то самое «почти», которое требовалось все это время.
Он сдается. Он сломлен. Его воля горит, становиться пеплом в том огне, что рождаю в нем я. А я в восторге от мысли, что он вновь покорен мной, что он послушен нашей страсти. От простой истины, что он был создан, чтобы однажды найти меня, что он сотворен могущественным, сильным, яростным, неумолимым, гордым для меня. Для этого самого момента чистого наслаждения. Для всех тех моментов, что будут в будущем.
Глава 38
Нет ничего важнее «здесь» и «сейчас». Нет ничего важнее ее страсти и его нужды. Она — потребность, получая которую, он чувствует, что живет. Он должен быть с ней немедленно. Потому что ждал этого целую вечность.
Его тело живет в данную секунду больше, чем когда-либо. Оно предвкушает сладостный момент соединения. Его кожа горит от нужды соприкоснуться с ее нежной и гладкой кожей. Одежда… чертова одежда не нужна им. Они были созданы друг для друга, и там не было чертовой ткани. Она мешает быть вместе, она разделяет.
Сейчас, совсем скоро.
О, эта маленькая женщина, что она делает с ним. Она — чувственное пламя в женском теле. Дразнит его, вызывает, молит движением своего тела, которое трется об него, доводя до грани. Ему уже больно терпеть эту грубую ткань, которую совсем скоро заменит собой ее нежная, тесная плоть.
Да, сейчас. Еще один миг.
Но ее губы… Этот сладкий рот невозможно оставить. Секунда, вздох, мгновение — это слишком долго для них.
Боги, он ждал это слово вечность. Он дышал, убивал, жил только ради этого слова, произнесенного ее голосом.
Он получил ее требовательное «хочу». Ее желанием отныне является только он. И он отдаст себя. Он уже ее, довольно давно. И потому она получит его в лучшем виде.
Уже скоро.
Им нужно только место. Место, где он сможет посвятить ей себя. Где он сможет показать степень тоски по ней, ту невыносимую одержимость, которая сводила его с ума все эти одинокие дни, не наполненные ее присутствием.
Никто не смеет смотреть на них. Он убьет за один взгляд на нее, сгорающую от удовольствия и страсти. Потому что это видеть может только он. Это то таинство, которое лишь он может наблюдать.
Дверь.
