Когда Элен заговорила, она выглядела так, как и должна выглядеть маска: спокойной, собранной, бесстрастной.
– Я присягаю на верность Маркусу Антонию Фаррару, – произнесла она. – Предреченному Императору, Главнокомандующему Армией, Непобедимому Владыке Государства. Я буду его Кровавым Сорокопутом, его правой рукой, мечом, вершащим казнь по его воле. До самой смерти. Клянусь.
Затем она склонила голову и протянула Змею свой меч.
Часть III
Тело и душа
45: Лайя
– Если хочешь жить, девочка, делай вид, что ты мертва.
Среди шума толпы, внезапно разорвавшего тишину, я едва расслышала сдавленный шепот Пророчицы. Я замолчала, ошеломленная: та, кого меченосцы чтят как святую, по какой-то причине хотела меня спасти. Под тяжестью ее веса я повалилась на помост, и в этот миг Маркус вонзил кинжал женщине в бок. Кровь заструилась по платформе, я вздрогнула, с ужасом вспомнив, как в такой же луже крови умирала Нэн.
– Не двигайся, – велела Пророчица. – Что бы ни происходило.
Я последовала ее совету и не шевелилась, даже когда Элиас выкрикнул мое имя и попытался стащить ее с меня. Даже когда гонец сообщил об убийстве Императора, а Элиаса приговорили к смерти и заковали в цепи. Все это время я оставалась неподвижной. Но когда Каин объявил о коронации, я сдержала вздох. После коронации всех заключенных-смертников казнят. Это значило, что если Ополчение не вызволит его из тюрьмы, Дарин умрет уже завтра. Или же нет?
Мэйзен уверял, что Дарин в камере смертников в Беккаре, а Элиас сказал, что в Беккаре нет таких камер.
От разочарования хотелось кричать. Мне необходимо все прояснить. Мэйзен – единственный, кто мог мне в этом помочь, и для этого мне надо было выбраться отсюда. Но я не могла просто встать и уйти. Все думали, что я мертва. И даже если бы я могла уйти, Элиас только что пожертвовал жизнью ради меня. Я не могла бросить его. Я лежала, не зная, что делать, но Пророчица решила за меня.
– Двинешься сейчас, и ты мертва, – предупредила она, поднимаясь с меня.
Пока все увлеченно следили за происходящим, она подняла меня и понесла к воротам амфитеатра.
Мертва. Мертва. Я практически слышала голос женщины в своей голове. Притворяйся, что ты мертва. Ноги и руки болтались, голова качалась. Я держала глаза закрытыми, но когда Пророчица запнулась и чуть не упала, на миг они распахнулись сами собой. Однако никто не заметил – Аквилла как раз давала свою клятву. Я взглянула на Элиаса. И хотя я видела, как схватили моего брата, как убили моих родных, хотя я страдала от побоев и едва не умерла сама, мне никогда не доводилось встречать такого безнадежного отчаяния, какое читалось в глазах Элиаса.
Пророчица выпрямилась. Еще двое шли рядом с ней, как старшие братья, которые с обеих сторон поддерживают свою сестру и охраняют ее от грубой толпы. Кровь женщины пропитала мою одежду, став невидимой на черном шелке. Она потеряла так много крови, что я не понимала, как у нее вообще хватало сил идти.
– Пророки не могут умереть, – сказала она, стиснув зубы. – Но кровью истекать мы можем.
Мы вышли за ворота амфитеатра, и, оказавшись в нише, женщина поставила меня на ноги. Я ждала, что она пояснит, почему подставила под кинжал себя, хоть тот предназначался мне, но она пошатнулась, и собратья подхватили ее. Я оглянулась на амфитеатр, где на коленях стоял Элиас, закованный в цепи. Разум твердил, что я не в силах ничем ему помочь, а если и попытаюсь, то умру. Но я не могла заставить себя уйти.
– Ты не ранена, – Каин незаметно покинул переполненный амфитеатр. – Хорошо. Следуй за мной. – Он перехватил мой взгляд, брошенный на Элиаса, и покачал головой. – Сейчас ты не сможешь ему помочь, – сказал Каин. – Он сам выбрал свою судьбу.
– Разве это его судьба? – взывала я к Каину. – Элиас отказался убить меня, и теперь умрет за это? Вы собираетесь наказать его за милосердие?
– У Испытаний есть правила, – ответил Каин. – Претендент Витуриус их нарушил.
– Ваши правила неоднозначны. Элиас не единственный, кто нарушил приказ. Маркус должен был убить меня, но он этого не сделал. Но вы все же провозгласили его Императором.
– Он думает, что убил тебя, – возразил Каин. – И упивается этим. Вот что важно. Пойдем, ты должна уйти из школы. Если Комендант узнает, что ты жива, она убьет тебя.
Я сказала себе, что Пророк прав, что я не могу спасти Элиаса. Но на душе стало скверно. Я уже так поступала раньше. Я бросила Дарина и жалела потом об этом каждый миг.
– Если ты не пойдешь со мной, твой брат умрет, – Пророк почувствовал мои терзания. – Ты же этого не хочешь?
Он направился к воротам, и, еще немного поколебавшись, я отбросила мучительные раздумья, отвернулась от Витуриуса и пошла за ним.
«Элиас находчив, возможно, он все же найдет способ избежать смерти. Но я – нет, Лайя, – слышала я голос Дарина. – Если ты мне не поможешь».
Легионеры, охранявшие ворота Блэклифа, казалось, не видели нас, когда мы покинули территорию школы. Я даже подумала, не окутал ли их Каин своими чарами. Почему он мне помогал? Что он хотел взамен? Если он и знал о моих подозрениях, то никак этого не показывал.
Он уводил меня через Квартал патрициев, затем вглубь города, по душным улицам Серры. Его маршрут выглядел настолько запутанным, что поначалу думалось, будто мы идем просто так, без определенного направления. Никто не останавливал на нас взгляд, никто не говорил о смерти Императора или коронации Маркуса. Новости еще не просочились в город.
Молчание меж нами, казалось, даже звенело и, если бы упало, разбилось бы на множество осколков. Как мне отделаться от него и найти Ополчение? Я тут же отогнала эти мысли, боясь, что Пророк их прочтет. Но я уже подумала об этом, поэтому, должно быть, спохватываться поздно. Я посмотрела на него вопросительно. Прочитал ли? Слышал ли он все мои мысли?
– Это не настоящее чтение мыслей, – пробормотал Каин, и я обхватила себя руками, отпрянув от него, хотя прекрасно понимала, что это не спрячет мои мысли. – Мысли сложны, – объяснил он. – Беспорядочны. Они запутаны, как лианы в джунглях, слоисты, как осадочные породы в каньоне. Мы должны расплести лианы, пробраться через несколько слоев, затем перевести и расшифровать.
Десять кругов ада! Что он знает обо мне? Все? Ничего?
– С чего начать, Лайя? Я знаю, что все твои мысли лишь о том, как найти и спасти брата. Я знаю, что твои родители были самыми сильными лидерами Ополчения за всю его историю. Я знаю, что ты влюблена в бойца Ополчения по имени Кинан, но не веришь в его любовь. Я знаю, что ты – шпион Ополчения.
– Но если вы знаете, что я – шпион…
– Знаю, – подтвердил Каин, – но это не важно.
Тоска, древняя как мир, вспыхнула в его глазах, будто он вспомнил что-то давным-давно ушедшее.
– Другие мысли четко показывают, кто ты есть, что ты есть в глубине твоего сердца. Ночами одиночество давит на тебя, будто само небо опускается и душит холодными руками…
– Это не… я…
Но Каин не обратил внимания на мой возглас. Взгляд его красных глаз был расфокусирован, голос звучал прерывисто, как будто он говорил не о моих, а о своих сокровенных секретах.
– Ты боишься, что тебе никогда не стать такой же мужественной, как твоя мать. Ты боишься, что из-за твоей трусости погибнет твой брат. Ты жаждешь понять, почему твои родители предпочли Ополчение своим детям. Твое сердце хочет Кинана, а тело горит, когда рядом Элиас. Ты…
– Перестаньте. – Это невыносимо, когда тебя знает насквозь кто-то другой.
– Ты полна, Лайя. Полна жизни и темноты, света и духа. Ты приходишь в наши сны. Ты будешь гореть, потому что ты уголек в пепле. Это твоя судьба. Быть в Ополчении шпионом – это лишь малая часть тебя. Ничто.
Я искала слова, но не находила. Это неправильно, что он столько обо мне знает, а я, в свою очередь, не знаю о нем ничего.
– Во мне нет ничего стоящего, Лайя, – молвил Пророк. – Я – ошибка. Я – неудача и зло, жадность и ненависть. Я виновен. Все мы, Пророки, виновны.
