ничего не росло и были только песчаные бури, стала оазисом, появились тысячи гектаров
хлопчатника, десятки колхозов и совхозов, сады, и все, что дает вода, в том числе и рыба.
Огромный завод “Ташсельмаш” делал круглосуточно хлопкоуборочные комбайны.
“Таштекстильмаш” обеспечивал всю промышленность Советского Союза текстильным
оборудованием. В Ташкенте того времени можно назвать и другие мощные предприятия: это
Текстилькомбинат, Узбексельмаш, Ламповый завод. Поэтому секретарь горкома партии
Каюм Муртазаев и поручил мне подготовить обстоятельный доклад, а также вместе с одним
из секретарей горкома написать проект решения. Все узбекские и русские газеты начали
мощную кампанию по внедрению “Инженерного часа” на других предприятиях Ташкента. Не
успел я отстреляться в городе, как за меня взялся обком КПСС. Задачи ставились те же
самые, но в силу своего дурацкого характера, я не умел повторять одно и то же и все время
мучился проблемой, – что же еще сказать.
Буквально через неделю-другую меня вызвал к себе Шараф Рашидович Рашидов. Это
был еще один поворот в судьбе. Я лично столкнулся со вторым великим деятелем в своей
жизни. Не знаю, диктует ли конъюнктура сегодня, но я думаю, что эпопея с обливанием
грязью этого человека с участием следователей Гдляна и Иванова стала трагедией узбекского
народа и республики Узбекистан.
Позже, уже работая на “АВТОВАЗе”, я глубже узнал Шарафа Рашидовича и был
восхищен этим государственным человеком.
Шараф Рашидович дал указание выпустить альбом и брошюру по “Инженерному
часу”. Мне он сказал, что в Узбекистане я парторг номер один. Все было очень лестно, но я
уже стал бояться этой популярности, тем более, что колесо набирало скорость.
Вышла статья в газете “Известия”. Появился поток статей в газетах среднеазиатских
республик. Но главное и самое важное, “Инженерный час” должен жить и давать эффект.
Через два месяца после задействования его трудоемкость производства экскаватора была
сокращена на шестьсот часов. Это десять процентов. Это одна тысяча двести предложений.
Предложения были самые неожиданные, эффект зачастую превосходил все ожидания.
Например, коммерческий директор дал предложение отказаться от изготовления из круга
крепежных болтов, а заказать их на специализированном заводе где-то на Урале - эффект
51
составил часы. Мы с директором договорились, что любые премии будут реализовываться с
учетом движения “Инженерный час”. Всего же трудоемкость была снижена до моего ухода
более, чем на две тысячи часов.
В этот период партийного действа меня пригласили к себе второй секретарь обкома
Петр Васильевич Каймаков и первый секретарь горкома Каюм Муртазаев. Каймаков сказал,
что они будут рекомендовать меня на должность первого секретаря Куйбышевского райкома
Ташкента. Я сразу же отказался, ссылаясь на недостатки своего характера и инженерную
направленность в действиях. Каймаков спрашивает:
– Ты что, боишься?
- Кроме жены никого не боюсь!
– А что, жену боишься?
– А вы?
Он подумал, и говорит:
– Я тоже боюсь.
Засмеялись. Я действительно не интересовался партийной карьерой.
В этот период у нас организовалась хорошая и дружная компания. Выходные дни мы
проводили вместе, выезжали за город, варили плов, шурпу и габер-суп - любимое блюдо
наших детей. Его варил я, и технология была предельно проста. В конце дня, когда дети уже
снова хотели есть, я наливал в казан растительное масло и жарил все что оставалось от
обеда: остатки хлеба, колбасы, помидор, но главное – лук. Потом наливал воду, кипятил все,
что пожарил, и суп был готов. В связи с тем, что все были голодные, шло на ура.
Места под Ташкентом очень красивые. Раньше все горы в округе были голые, но
один из наместников русского царя решил посадить по всей округе фруктовые деревья и
орешники. Много лет работали солдаты российской армии. Тысячи и тысячи гектаров
горной местности были засажены яблонями, инжиром, персиком, миндалем и т.д. Горные
реки давали много влаги и фруктово-ореховые леса разрослись неимоверно. Жили
мы
весело. Звонит мне в партком мой друг, Лев Лещинер – начальник производства завода
Узбексельмаш и спрашивает моего секретаря: “Карл Маркс у себя?” Она понимает, что он
имеет ввиду меня и отвечает очень вежливо: “Рафаэль Давидович уже уехал”.
Он, с группой друзей, после работы, на машинах, мог в час ночи подъехать к моему
дому и кричать: “Соня!!!… У тебя есть чего пожрать?!” Конечно, эти хулиганы будили
соседей, но странно – никто не жаловался, а смеялись и только жалели нас.
В это время удалось продвинуть еще одну хорошую идею.
На берегу озера Иссык-Куль, в Киргизии, мы для завода застолбили участок и начали
организовывать турбазу. Ставили палатки. По нашей конструкции пол и стены до полутора
метров были деревянные, а крыша брезентовая. Озеро Иссык-Куль расположено в
своеобразном блюдце из гор. Горы высокие, заросшие дикими фруктовыми деревьями и
кустарниками. Представьте себе целые леса дикого барбариса, миндаля, джюды. Вершины
гор окутаны облаками, а озеро прозрачное, до самого дна. Если пролететь над озером на
вертолете, то на дне его видны следы древнего затопленного города. Археологи говорили,
что еще до нашей эры здесь жил забытый уже народ усуней. Они были высокими, сильными,
голубоглазыми и светловолосыми, но немногочисленными. Мы не раз выезжали на Иссык-
Куль семьей. Все было дикое, освоение только-только начиналось.
Ездили даже не одни, а везли еще семью моего товарища, Александра Вербицкого,
которая состояла из жены и двух его детей. Этот Саша Вербицкий через несколько лет
преподал мне урок предательства. Причем, самого махрового. История такова. Он служил
помощником министра внутренних дел Узбекистана. Отец его работал в психиатрической
больнице и ведал производством. Оказывается, больные делали какую-то продукцию, и отец
Саши и его соратники продавали эту продукцию, а деньги присваивали. Так продолжалось
52
несколько лет, его отец ушел на пенсию. Внезапно это дело каким-то образом стало известно.
Было следствие, суд. Старшего Вербицкого посадили. Соответственно, Сашу уволили из
МВД, и он остался без работы. Будучи парторгом завода, я устроил его на завод вначале
старшим мастером гальванического цеха, учил, как нужно управлять производством. Через
год он стал начальником механического цеха. И опять я проводил у него оперативки и
натаскивал в производственной деятельности. В то время сам факт, что я взял на работу,
будучи секретарем парткома, человека, с не совсем положительным “родственным
балансом”, был уже для меня лично рискованным. Но чего ни сделаешь ради дружбы. Шло
время. У Вербицкого была сестра, которая жила в Москве, а ее муж работал в тресте
Нефтегазстрой. Они устроили перевод Саши на работу в Люберцы директором маленького
деревообрабатывающего завода. Саша был шустрый малый, он сделал управляющему
трестом и его заму хорошие дачи и скоро его перевели в Москву, он получил хорошую
квартиру и через некоторое время уже стал замом управляющего трестом, сам уже
распределял квартиры и прочие блага.
Прямо пропорционально его служебному росту, наши связи охладевали, но еще
существовали. Случилось так, что моя жена сильно заболела, ей сделали очень серьезную
операцию, и врачи порекомендовали сменить климат. Мы долго думали, куда нам податься, и
решили, что Сашка – друг, он поможет. Я с ним созвонился, мы с женой приехали в Москву
и остановились в гостинице. Долго вызванивали Сашу и, наконец, он назначил нам свидание
в каком-то скверике, на скамейке. Домой он нас не пригласил, сразу дал понять, что мы –
