Искренне радуясь, что жена теперь при деле, Андрей немного успокоился и с головой погрузился в службу. Молодой офицер на любом корабле ВМФ – штатный козел отпущения, на плечи которого, как принято считать, для его же пользы, возлагается непомерный груз обязанностей. Крылатая фраза из уст начальника: «Горячку не пороть, но чтобы к утру все было готово!» – заставляла дневать и ночевать на борту корабля не одно поколение молодых лейтенантов. Так было и у Андрея. С учетом нарядов и вахт бывать дома удавалось не чаще двух-трех раз в неделю. Ирина вначале по-женски возмущалась и сетовала на нелегкую судьбу жены моряка, а потом вдруг перестала. Более того, иногда, поздно вернувшись со службы, Андрей не заставал супругу дома. Она появлялась к полуночи, объясняя ситуацию необходимостью вовремя сдать на работе отчет или неожиданно случившимся девичником. Андрей относился к этому спокойно и с пониманием, считая, что каждый человек имеет право на общение с друзьями и личную жизнь. Так они и жили, если бы не…
Андрей давно заметил, что по жизни он всегда узнавал то, что от него пытались скрыть. Узнавал неожиданно, по воле случая. Причем это касалось и сущих безделиц, и серьезных вещей. С самого детства, когда родители готовили для него подарок ко дню рождения, он обязательно его заранее нечаянно обнаруживал. То же самое было и в школе, и в период срочной службы, и в училище. Любая тайная акция в силу каких-то непонятных совпадений обязательно становилась для Андрея явной. Наверное, кто-то наверху, в заоблачной выси бесконечного и вечного пространства, словно великий Ангел-хранитель, четко и безоговорочно определял: где, когда и что должен услышать и узнать его земной протеже.
Так получилось и с Иркой. Как-то раз Андрея во главе группы матросов послали что-то получать на склады, находящиеся километрах в трех от расположения флотилии атомоходов. Ехать пришлось в крытом кузове ГАЗ-66. Несмотря на начало октября, на Севере уже выпал первый снег, и, пока машина петляла между сопок, подводники успели порядком озябнуть. Притормозив у заснеженного КПП, офицер велел матросам выбираться из кузова и идти греться в подсобку, а сам пошел в служебное помещение склада оформлять бумаги.
В прокуренной и душной комнатушке за перегородкой из деревянных реек сидел толстый мичман в кремовой рубашке без галстука и громко разговаривал с двумя сотоварищами, одетыми в канадки и, очевидно, того же звания. В углу комнаты наголо остриженный матрос что-то выстукивал одним пальцем на старенькой печатной машинке.
– Товарищ мичман, меня прислали получить… – принялся было объяснять Андрей суть своего появления беседующему с дружками начальнику склада, но толстый мичман пренебрежительно и равнодушно кивнул в сторону матроса, мол, не мешай, там тебе все объяснят.
Зайдя со свежего, чуть морозного воздуха в душное помещение, Андрей сразу ощутил легкий запашок спиртного, витавший возле троицы. Он еле сдержался, чтобы не поставить нахального мичмана на подобающее тому по чину место, но сдержался. Если бы на лодке подчиненный так вальяжно прореагировал на его вопрос, то в лучшем случае схлопотал бы выговор. Но тут склад, а не атомоход. По этой причине равнять и строить наглеца не с руки. Про себя же подумал, что этого «кабана» при всем желании в верхний рубочный люк лодки не протиснешь.
Оформляя бумаги у матроса, Андрей невольно вслушивался в разговор мичманов. А те без тени стеснения мыли кости тыловому руководству.
– Я ему говорю: Палыч, скажи Кирзоеву, что сейчас самое время списать все старье и завести новое имущество, а он мне отвечает, мол, Магомед Исмаилович сам знает, когда и что ему делать, – жаловался один из корефанов своему упитанному собрату.
Андрей догадался, что троица обсуждает своего босса – начальника тыла флотилии капитана 1 ранга Магомеда Кирзоева, человека мутного и прижимистого, что, однако, не помешало ему каким-то образом протащить в закрытый гарнизон и пристроить торговать фруктами с дюжину своих дагестанских родственников.
– Не будет до весны он этим заниматься, – многозначительно, подчеркивая личную осведомленность, степенно заявил толстяк, – не до этого ему сейчас. Говорят, к ним в бухгалтерию новую бабу взяли, вроде как из Москвы приехала. Я на той неделе дежурил и видел ее. Сиськи – во! Задница – во! – Мичман замахал руками, пытаясь продемонстрировать дружкам увиденное. – Но главное, говорят, шкура еще та! Недельку начальству глазки построила, ну, Исмаилович – кровь-то горячая – и клюнул. Теперь он ее почти ежедневно пялит прямо в бухгалтерии, а она, как фаворитка шефа, после этого всеми командует…
У Андрея, в тот момент «колдовавшего» над накладной, из рук выпала авторучка. Что же получается? Похоже, это про его жену болтают подвыпившие мичманы. Если им верить, то Ирку ежедневно, как было сказано, «пялит» ее начальник Кирзоев. Быть такого не может!
Пока ехали назад на причал, Андрей мрачно размышлял. Теплилась надежда, что толстый мичман сам ничего толком не знает и просто распускает сплетни о своем начальнике и симпатичной молодой женщине. Так нередко случается в маленьких закрытых гарнизонах, где каждый на виду и любая сплетня моментально обрастает кучей пикантных, но липовых подробностей. Тем более если в перекрестие прицела общественного мнения попадали взаимоотношения мужчины и женщины. Хорошо, что Андрей сдержался, не подал виду и не огрел каким-нибудь инвентарным имуществом по башке начальника склада. А потом бы выяснилось, что все эти разговоры не про его жену, а про чужую. От позора тогда бы не отмылся. Это факт! Но где-то в глубине души предательски тлела шальная мысль: неужели Ирка водит шашни с Кирзоевым?
Два дня Андрей не мог вырваться домой. Лодка готовилась к очередному выходу в море, и на лейтенанта свалилось множество первоочередных служебных дел. В пятницу, придя наконец домой и не застав жену, Андрей, не раздумывая, направился к двухэтажному зданию, где располагались тыловые части. Немного постояв поодаль и выкурив сигарету, он решительно шагнул к входной двери.
– Андрюха, привет! Как жизнь молодая? – нахальная и неунывающая физиономия веснушчатого Петьки Любимова показалась в окне, над которым значилось «Дежурный по части», и расплылась в улыбке. – Меня вот здесь на вахту определили. Видишь – повязка на руке! Вот и кукую в одиночестве. А тебя каким ветром занесло в нашу скромную обитель?
Андрей слукавил. Не мог же он признаться приятелю, что на самом деле пришел посмотреть, чем занимается его жена. Поэтому как можно непринужденнее ответил: «Да командир прислал к вашему Кирзоеву, надо кое-что передать».
– Понятно, не вопрос, – казалось, Петруччио нисколько не удивился. – Проходи. Он еще где-то здесь шастает. Сам, чурка нерусская, не отдыхает и не дает дежурно-вахтенной службе сомкнуть наши натруженные очи. Проходи, это на втором этаже.
Рабочий день давно закончился, и, оказавшись в опустевших коридорах, Андрей принялся рассматривать таблички на дверях. В самом конце, в небольшом предбаннике, прочитал надпись на обитой дерматином двери: «Бухгалтерия». За ней слышалась какая-то возня и приглушенные звуки. Несколько секунд Андрей раздумывал, а потом в ярости дернул на себя дверь. Под скрежет сломанного замка и треск сухой доски дверь распахнулась. На столе среди бумаг, широко раскинув свои стройные ноги, между которыми четко просматривался голый волосатый зад начальника тыла флотилии Кирзоева, распласталась его жена. Кавказец, не меняя удобного положения, резко оглянулся и прорычал в сторону непрошеного гостя:
– Кто посмел! Уйди, шакал, уволю, убью!
– Я не шакал, а офицер российского флота. А ты, тварь нерусская, сейчас имеешь честь трахать мою жену… Бывшую жену…
Подхватив ближайшую табуретку, Андрей что есть силы ударил ею по голове Кирзоева. Тот дернулся и плашмя завалился на обезумевшую Ирку.
Сочно и пренебрежительно сплюнув в сторону парочки, Андрей развернулся и пошел прочь. Проходя мимо Петруччио, на его вопросительный взгляд он лишь коротко бросил: «Там твоему шефу плохо. Надо вызывать «скорую»…».
