А старший инспектор Гамаш сводил все это воедино.
Он начал со своего стола, прочел за чашкой кофе доклады предыдущего дня и вечера. Сегодняшнего утра.
Потом он взял со стола большую синюю книгу и отправился прогуляться. Он машинально направился в деревню, но остановился на каменном мосту, перекинутом через речушку.
На скамье на деревенском лугу сидела Рут. Она вроде бы ничем не была занята, хотя старший инспектор знал, что это не так. Она делала самое трудное, что может быть в мире.
Она ждала и надеялась.
На его глазах она подняла к небесам седую голову и прислушалась. К далекому звуку, похожему на звук поезда. Кто-то возвращался домой. Потом ее голова опустилась.
Сколько же она будет ждать? Уже июнь подходил к середине. Сколько других отцов и матерей сидели так же, как Рут, в ожидании, в надежде? Прислушиваясь к шуму поезда? Думая, что вот сейчас поезд остановится и из вагона выйдет такой знакомый им молодой человек, вернувшийся через Дьепп и Арнхем из мест с красивыми названиями Вими-Ридж, Фландрские поля, Пашендейль?
Сколько может жить надежда?
Рут снова подняла голову к небесам и прислушалась. Потом опять опустила.
Вечность, ответил сам себе Гамаш.
А если надежда длится вечность, то сколько длится ненависть?
Он отвернулся, не желая беспокоить Рут. Ему нужно было провести какое-то время в тишине – почитать, подумать. Поэтому он пошел назад мимо старого железнодорожного вокзала и по грунтовой дороге, одной из тех, что отходили по радиусу от деревенского луга. Он много гулял вокруг Трех Сосен, но по этой дороге шел впервые.
Вдоль дороги высились громадные клены, их ветви встречались над его головой, листья не пропускали солнечные лучи. Но не совсем. Часть из них проникала сквозь кроны и мягкими просветами пятнала грунтовую дорогу, пятнала Гамаша, пятнала книгу в его руке.
Гамаш нашел большой серый камень, обнажение горной породы у обочины дороги. Сел, надел очки, закинул ногу на ногу и открыл книгу.
Час спустя он закрыл ее и уставился перед собой. Потом поднялся, прошел еще некоторое расстояние по туннелю света и тени. В лесу он видел сухие листья и плотные заросли резных папоротников, слышал верещание бурундуков и щебет птиц. Он чувствовал все это, хотя его мысли были далеко.
Наконец он остановился, развернулся и пошел назад, шагая медленно и целеустремленно.
Глава шестнадцатая
– Итак, – сказал Гамаш, усаживаясь на стул за импровизированным столом для совещаний, – расскажите мне, что вы знаете.
–?Полный отчет доктора Харрис пришел сегодня утром, – начал Бовуар, встав перед листами бумаги, закрепленными на стене. Он помахал маркером с неснятым колпачком у себя под носом. – Шея Лилиан Дайсон была сломана, скручена одним резким движением. – Он показал, как это могло быть сделано. – Синяков на лице или руках не обнаружено. Есть только маленькая точка на шее в месте перелома.
–?И о чем это нам говорит? – спросил Гамаш.
–?О том, что смерть наступила мгновенно, – ответил Бовуар, записывая это жирным шрифтом.
Он любил эту часть следствия. Сведение воедино вещдоков, свидетельских показаний. Когда записываешь это маркером, факты обретают свойства истины.
–?Как мы и предполагали, ее застали врасплох. Доктор Харрис говорит, что убийца мог быть как мужчиной, так и женщиной. Вероятно, не стариком. Для сворачивания шеи требуется определенная сила. Убийца был, вероятно, не ниже мадам Дайсон, – сказал Бовуар, справляясь с записью в блокноте, который держал в руке. – Но поскольку в ней было пять футов пять дюймов, большинство людей выше ее.
–?А какой рост у Клары Морроу? – спросила Лакост.
Мужчины переглянулись.
–?Я бы сказал, что приблизительно такой же, – проговорил Бовуар.
Гамаш кивнул. Как это ни прискорбно, вопрос был вполне уместен.
–?Никаких других повреждений на теле нет, – продолжил Бовуар. – Сексуального насилия не было. Никаких свидетельств этого не обнаружено. У нее было несколько лишних фунтов, но не очень много. Часа за два до смерти она пообедала. В «Макдоналдсе».
Бовуар попытался не думать о «Хэппи Мил», обнаруженном в желудке убитой.
–?Еще какая-нибудь еда у нее в желудке была? – спросила Лакост. – Еда с вечеринки?
–?Никакой.
–?Следы алкоголя или наркотиков в ее сосудистой системе? – спросил Гамаш.
–?Никаких.
Старший инспектор посмотрел на агента Лакост. Она опустила глаза в свои записи и принялась читать:
–?Бывший муж Лилиан Дайсон был трубачом, джазистом в Нью-Йорке. Познакомился с Лилиан на художественной выставке. Он играл на вечеринке, а она была одной из приглашенных. Их потянуло друг к другу. Оба, судя по всему, были алкоголиками. Они поженились и на какое-то время, видимо, бросили пить. Потом все пошло в тартарары. Для них обоих. Он стал принимать метамфетамины, но еще увлекся морфием. Его прогнали с гастролей. Их выселили из квартиры. В общем, начался кошмар. В конечном счете она ушла от него. Жила с другими мужчинами. Двоих из них я нашла. Остальных не знаю. Связи, видимо, были случайными. И похоже, она все больше впадала в отчаяние.
–?Она тоже стала принимать морфий и метамфетамины? – спросил Гамаш.
–?Никаких свидетельств этого не обнаружено, – ответила Лакост.
–?Как она зарабатывала на жизнь? – спросил старший инспектор. – Как художник или как критик?
–?Не так и не так. Она, похоже, жила около мира искусства, маргиналкой, – сказала Лакост, возвращаясь к своим записям.
–?Чем же она занималась?
–?Понимаете, она была вне закона. Разрешения на работу в Штатах не имела. Исходя из той информации, какую мне удалось собрать, она работала без оформления в магазинах, продающих товары художникам. Работала где придется.
Гамаш задумался. Двадцатилетней девчонке такая жизнь может показаться восхитительной. Для женщины под пятьдесят это было бы невыносимо, на пределе возможностей.
–?Пусть она не была наркоманкой, ну а продавать наркотики она не могла? – спросил он. – Или зарабатывать проституцией?
–?Возможно, когда-то было и то и другое. Но не в последнее время, – ответила Лакост.
–?Коронер не нашла свидетельств заболеваний, передающихся половым путем. Ни следов внутривенных инъекций, ни шрамов, – добавил Бовуар, заглядывая в распечатку. – Как вам известно, большинство мелких наркодилеров сами наркоманы.
–?Родители Лилиан считают, что ее бывший муж умер, – сказал Гамаш.
–?Так оно и есть, – кивнула Лакост. – Три года назад. От передозировки.
Бовуар вычеркнул фамилию бывшего мужа Лилиан из списка подозреваемых.
–?Судя по данным канадской таможенной службы, она пересекла границу на автобусе рейсом из Нью-Йорка шестнадцатого октября прошлого года, – сказала Лакост. – Девять месяцев назад. Подала заявление на социальное пособие и получила его.
–?А когда она вступила в Общество анонимных алкоголиков? – спросил Гамаш.
–?Не знаю, – ответила Лакост. – Я пыталась связаться с ее опекуншей Сюзанной Коутс, но та не отвечает, а в ресторане «Чез Ник» говорят, что она взяла два дня отпуска.
–?Планового? – спросил Гамаш, подавшись вперед.
–?Я не спросила.
–?Будь добра, узнай, – попросил шеф, поднимаясь на ноги. – Извести меня, когда ее найдешь. У меня к ней тоже есть несколько вопросов.
Он подошел к своему столу и набрал номер. Он мог бы поручить сделать это агенту Лакост или инспектору Бовуару, но предпочел позвонить сам.
–?Офис главного судьи, – раздался деловой голос.
–?Могу я поговорить с судьей Пино? Говорит старший инспектор Гамаш, Квебекская полиция.
–?К сожалению, судья Пино сегодня отсутствует, старший инспектор.
Гамаш помедлил, удивленный.
–?С ним все в порядке? Он не болен? Я видел его вчера вечером, и он ни о чем таком не говорил.
Секретарша судьи Пино ответила не сразу:
–?Он позвонил сегодня утром и сказал, что несколько дней поработает дома.
–?Это случилось неожиданно?
