–?Главный судья волен поступать так, как считает нужным, месье Гамаш. – Она ответила на этот некорректный вопрос без малейшего раздражения.
–?Попробую дозвониться к нему домой. Merci.
Он набрал следующий номер из своей записной книжки. Ресторан «Чез Ник».
Нет, ответил уставший женский голос, Сюзанны сегодня нет. Она позвонила и сказала, что ее не будет.
Судя по интонации, женщина была недовольна.
–?Она не сказала, в чем причина? – спросил Гамаш.
–?Неважно себя чувствует.
Гамаш поблагодарил и повесил трубку. Потом набрал сотовый Сюзанны. Телефон был отключен. Положив трубку, он легонько постучал очками по ладони.
Казалось, участники воскресного собрания АА канули в небытие.
Ни Сюзанны Коутс, ни Тьерри Пино.
Давало ли это повод для беспокойства? Арман Гамаш знал, что отсутствие любого так или иначе причастного к расследованию убийства уже есть повод для беспокойства. Но не паники.
Он встал, подошел к окну, из которого открывался вид на Белла-Беллу и Три Сосны. Подъехала машина. Двухместная спортивная машина, новая и дорогая. Она резко контрастировала с другими автомобилями, стоявшими перед домами.
Из машины вышел человек и огляделся. Он выглядел неуверенным, но не потерянным.
Наконец он решительно двинулся к бистро.
Гамаш прищурился, глядя на него, и проворчал:
–?Так-так.
Он повернулся и посмотрел на часы. Почти полдень.
Взяв со своего стола большую книгу, старший инспектор сказал:
–?Я буду в бистро.
Лакост и Бовуар понимающе улыбнулись.
Гамаш не мог сказать, что так уж сильно винит их за это.
Глаза Гамаша привыкли к сумеречному свету в бистро. На улице было тепло, но в обоих каминах горел огонь.
Он словно вошел в иной мир, мир с собственной атмосферой, своими сезонами года. В бистро никогда не было ни слишком холодно, ни слишком жарко. Комфортно.
–?Salut, patron, – поприветствовал его Габри, помахав из-за длинной полированной деревянной стойки. – Так скоро вернулись? Скучали без меня?
–?Мы не должны говорить о наших чувствах, Габри, – сказал Гамаш. – Это может стать тяжелым ударом для Оливье и Рейн-Мари.
–?Тут вы абсолютно правы, – рассмеялся Габри и, выйдя из-за стойки, предложил Гамашу лакричную трубочку. – И еще говорят, что лучше всего подавлять эмоции.
Гамаш сунул лакричную трубочку в рот, словно закурил.
–?Очень по-европейски, – сказал Габри, кивая. – Настоящий инспектор Мегре.
–?Merci. Всегда именно так и хотел выглядеть.
–?Сядете на улице? – спросил Габри, показывая на террасу с круглыми столиками и вишневого цвета зонтами от солнца.
Несколько посетителей попивали там кофе, кое-кто – аперитивы.
–?Нет, я ищу кое-кого.
Арман Гамаш указал вглубь бистро, на столик у камина. Там удобно устроился галерист Дени Фортен, который, судя по всему, чувствовал себя как дома.
–?Но сначала у меня к вам вопрос, – сказал Гамаш. – Месье Дени Фортен говорил с вами на вернисаже Клары?
–?В Монреале? Да, – рассмеялся Габри. – Говорил-говорил. Он извинялся.
–?Что он сказал?
–?Он – я цитирую – сказал: «Приношу извинения за то, что назвал вас проклятым гомосеком». Конец цитаты. – Габри испытующе посмотрел на Гамаша. – Вы же знаете, это я и есть.
–?До меня доходили слухи. Но когда тебя так называют, это не очень приятно.
Габри покачал головой:
–?Это случилось не в первый раз. И вероятно, не в последний. Но вы правы. Привыкнуть к этому трудно. Рана всегда кажется свежей.
Они посмотрели на удобно устроившегося галериста. Томного, расслабленного.
–?Что вы о нем думаете? – спросил Гамаш. – Если он предложит мне выпивку, стоит ли ее сначала проверить?
Габри улыбнулся:
–?Вообще-то, он мне нравится. Немногие из тех, что называли меня проклятым гомосеком, потом извинялись. Это его плюс. И еще он извинился перед Кларой за то, что так с ней обошелся.
Значит, галерист не обманул, подумал Гамаш.
–?Он тоже был здесь в субботу на вечеринке. Клара его пригласила, – сказал Габри, проследив за взглядом Гамаша. – Я не знал, что он остался.
–?Он не оставался.
–?А с чего же он вернулся?
Гамаш задавал себе тот же самый вопрос. Он видел, как Дени Фортен приехал несколько минут назад, и пришел, чтобы спросить его об этом.
–?Никак не ожидал увидеть вас здесь, – сказал Гамаш, подходя к Фортену.
Тот поднялся со своего места, и они обменялись рукопожатием.
–?Я не собирался приезжать. Но в понедельник галерея закрыта, и мне стали приходить в голову разные мысли.
–?Какие?
Они расположились в двух креслах. Габри принес им лимонад.
–?Вы сказали, что вам стали приходить в голову разные мысли, – напомнил Гамаш.
–?О том, что вы мне рассказали вчера.
–?Об убийстве?
Дени Фортен покраснел:
–?Вообще-то, нет. О Франсуа Маруа и Андре Кастонге, которые все еще здесь.
Гамаш знал, что имеет в виду галерист, но ему хотелось, чтобы собеседник произнес эти слова вслух.
–?Да-да, я слушаю.
Фортен усмехнулся. Улыбка была мальчишеская и обезоруживающая.
–?Мы в мире искусства предпочитаем думать о себе как о бунтовщиках, нонконформистах. Как о людях, свободных духом. Мы считаем, что интуитивно и интеллектуально мы выше других. Но не случайно же все это называется истеблишментом мира искусства. Факт состоит в том, что большинство идет проторенной тропой. Если один дилер нашел художника, вскоре к нему присоединяются другие. Мы идем по чужому следу. Так создаются художники. Не потому, что один лучше другого, а потому, что у дилеров стадное мышление. Они вдруг все решают, что им нужен именно этот художник.
–?Они?
–?Мы, – неохотно сказал Фортен, и Гамаш опять отметил, что румянец раздражения всегда готов появиться на лице галериста.
–?Этот художник становится следующим важным событием?
–?Бывает. Если бы в дело ввязался один Кастонге, я бы не стал беспокоиться. Или даже один Маруа. Но когда сразу двое…
–?А почему вы думаете, что они все еще здесь? – спросил Гамаш.
Он знал почему. Маруа сказал ему. Но ему хотелось выслушать интерпретацию этого от Фортена.
–?Все дело в обоих Морроу, конечно.
–?И поэтому вы приехали сюда?
–?А зачем еще?
Страх и корысть, сказал месье Маруа. Вот что движет внешне прекрасным миром искусства. Именно это и сидело сейчас в тихом бистро.
Жан Ги Бовуар поднял трубку зазвонившего телефона.
–?Инспектор Бовуар? Это Клара Морроу.
Она говорила тихо, почти шепотом.
–?Что случилось? – спросил Бовуар, невольно тоже переходя на шепот.
–?У нас в саду за домом кто-то есть. Кто-то незнакомый.
Бовуар поднялся.
–?И что он делает?
–?Смотрит, – прошептала Клара. – На то место, где была убита Лилиан.
Агент Лакост, вся в напряженном ожидании, стояла на краю деревенского луга.
Слева от нее старший инспектор Гамаш осторожно обходил коттедж Питера и Клары Морроу, стараясь оставаться неслышным для того, кто находится за домом.
Жители деревни, выгуливавшие собак, остановились. Разговоры зазвучали более приглушенно, а потом вообще прекратились, и вскоре деревня замерла. Она тоже ждала и наблюдала.
Лакост знала, что ее задача состоит в том, чтобы сберечь жизнь жителям, если до этого дойдет. Если тот, кто пробрался в сад Морроу, ускользнет от шефа, сумеет миновать Бовуара, то последним рубежом обороны будет Лакост.
Она ощущала пистолет в набедренной кобуре, невидимой под стильной курткой. Но она не вытащила пистолет из кобуры. Пока. Старший инспектор Гамаш вбил им всем в головы: никогда не доставайте оружие, если не собираетесь его использовать.
И стреляйте, чтобы остановить преступника. Не цельтесь в ногу или руку. Цельтесь в туловище.
Вы не обязательно хотите его убить. Но вы совершенно точно не хотите промахнуться. Потому что если оружие извлечено, значит все остальные меры были исчерпаны. Значит все черти из ада вырвались на свободу.
