Не было толку возражать, что Оборонная Станция оказалась неисправна и что стрелять по кораблю она была не должна. Мне объяснили, что, поскольку в Тюрьме происходил каскадный отказ, неполадки могли коснуться и Оборонной Станции. Меня спросили, проверил ли я тогда ее состояние. Нет, не проверил. Конечно же, ничего я не проверил. Слишком радовался, что спасу хоть кого-то, и ничего не проверил.
– Не было времени, – услышал я будто со стороны свои слова. – Если бы я знал, то, конечно, проверил бы.
И тогда Бентли посмотрела мне в глаза. Впервые в жизни.
– На борту Седьмого уровня было 300 человек и еще 235 заключенных.
– Знаю, – ответил я. – И мне очень жаль. Но давайте просто…
И ничего. То есть сказано, конечно, было еще очень много, но по существу – ничего.
Я вернулся в камеру, где с новой силой ощутил безвыходность своего положения. Воздух был затхлым и чем-то неприятно пах. Хотя, возможно, пахло от меня. Трудно было поверить, что после всего содеянного я начну жалеть себя, но именно так и вышло. Я винил во всем 428-го. Это была его затея. Я лишь следовал указаниям, только и всего. Они, конечно же, это поймут. В любую минуту они придут и освободят меня.
Решив изложить на бумаге оправдывающие основания для защиты, я взялся за дело. Учитывая, сколько ужасных преступлений совершил 428-й, отрицать не приходится – он умеет убеждать. Пойти у него на поводу довольно легко. Внезапно я с ужасом осознал, что стал его очередной жертвой. Так вот что он планировал все это время? Использовать меня как орудие убийства всех тех людей на корабле?
Как он там сказал? «Дайте мне рычаг побольше, и я переверну планету?» Так вот оно что. Вот чем я был для него. Рычагом, потянув который 428-й совершил свое последнее чудовищное кровопролитие. Меня обвели вокруг пальца, использовали, но я действовал из лучших побуждений. Я стал его последней жертвой.
В моих обвинениях нашлось место и для Оракула, и для Родины, и для Бентли, но корнем всего зла был, безусловно, Доктор. Я мог бы отдать что угодно за возможность снова его увидеть.
Документ получился довольно жалкий. Перечитав его, я проникся отвращением к самому себе. Такое мог написать лишь трус. Лишь человек, не способный отвечать за свои ошибки.
Я прочитал его снова, и на этот раз мне даже показалось, что вышло не так уж плохо.
Но факт оставался фактом – единственный человек, который мог мне помочь, не мог мне помочь. Потому что Доктор… потому что 428-й был мертв.
Дверь моей камеры распахнулась.
На пороге стоял Доктор.
– О, – сказал я.
К собственному изумлению, я разрыдался.
– Обычно хватает простого «привет», – Доктор, похоже, был смущен.
Я не мог выдавить ни слова и только что-то несвязно бормотал. Но у Доктора не было на это времени.
– Послушайте, Управитель, – сказал он, – я вызволяю вас из вашей собственной тюрьмы. Если хотите вдоволь насладиться иронией – следуйте за мной.
– Куда? – спросил я.
– Туда, где вас будут искать в последнюю очередь, – улыбнулся 428-й. – В мою прежнюю камеру.
Позднее я узнал, что мы сумели туда добраться только потому, что большая часть камер видеонаблюдения из-за каскадного отказа не работала. Система на последнем издыхании поддерживала жизнеобеспечение и силу тяжести на уровне. Даже большинство Караульных не двигались с места. Их постовые узлы все еще работали, но из-за недостатка мощности не могли выпустить Караульных наружу.
Из-за этого присматривать за оставшимися заключенными приходилось стражам-людям, которые сбились с ног, пытаясь починить систему.
В общем, дела шли плохо. Я мысленно делал себе пометки о неполадках, чтобы было в чем обвинить Бентли.
– Да тут сейчас хоть воруй, хоть убивай, никто и не заметит, – сказал я.
– По-моему, в тюрьме такое вслух лучше не говорить, – ответил 428-й, открывая дверь своей камеры изящной отмычкой.
– Где вы это достали? – спросил я.
428-й пожал плечами.
– Вы сами разрешили мне брать из мастерской что угодно. Вот я и взял. Не терял времени даром.
– Сколько… сколько дней меня держали под стражей?
– Да где-то часа четыре, – сказал 428-й. Захлопнув дверь камеры, он жестом пригласил меня сесть на койку и плюхнулся рядом.
Я слегка вздрогнул. Боялся ли я его? Презирал? Или же, несмотря ни на что, я был безумно рад его видеть?
– Итак, – сказал 428-й. – Давайте начнем с приятной новости. Я, конечно же, имею в виду мое чудесное спасение.
– Вы все спланировали?
– Нет. Ну, не совсем. Но если Клара спросит, скажите, что да. Я просто быстро соображаю. Особенно на бегу. Физическая нагрузка обостряет ум. Видите ли, спускаясь в тот тоннель, я понимал, что, по сути, лезу в вытяжной воздуховод движка Бакстера. Он ведь должен куда-то выходить, так? Далее, если помните, я взял с собой паяльную лампу. Расплавил с ее помощью фиксаторы и оставил включенной.
– И устроили тем самым небольшой пожар, задымив все кругом? Не самый умный шаг.
– Вы думаете? – 428-й вскинул бровь. – Наоборот. Лампа была мощная, а я отрегулировал режим так, чтобы все горючие материалы поблизости тлели и дымились, но не горели. Мне нужен был дым.
– Зачем?
– Чтобы запустить пожарную тревогу. Помните, она сработала? Бентли как-то говорила – есть обычная пожарная тревога, а есть тревога очага возгорания, через тридцать секунд после которой помещение герметизируется и из него отводится воздух. Я запустил тревогу очага возгорания и кое-что посчитал в уме – если я вместе с этим воздухом успею переместиться на достаточное расстояние, движок Бакстера меня не сварит и не поджарит.
– Мда.
– Здорово, правда?
– Но тогда вы бы сейчас дрейфовали в космосе!
– Пожалуй. Но астероид окружен воздушным пузырем. Он невелик, конечно, но для подстраховки вполне хватило. К тому же я успел прихватить с собой паяльную лампу.
– Серьезно?
– Ну хорошо, да, признаю, я оказался в космосе, дрейфуя в невесомости с кучей инструментов в руках и с этой дурацкой антигравитационной тележкой – которая, оказывается, не такая уж дурацкая, если ты дрейфуешь в космосе. Поскольку инструменты – вещь полезная, я набил ими тележку, а с обратной ее стороны приделал паяльную лампу, которую настроил на… 11. И вернулся в тюрьму.
– Что?
– Дверь погрузочной площадки Седьмого уровня. Слабое место, запишите это себе где-нибудь. Я долетел до нее на тележке, а затем использовал лампу.
– Позвольте перебить – хотите сказать, вы проникли в мою тюрьму на летающей тележке?
428-й улыбнулся.
– А что такого? Я сбегал отсюда много раз с помощью одной только ложки.
Я ударил его.
Он, похоже, удивился.
– Это было… крайне неблагодарно с вашей стороны.
– Многие погибли, – сказал я.
– Да… – 428-й посмотрел на меня. – К слову, вам это не кажется странным? Что Оборонная Станция вот так взяла и выстрелила?
– Ну, немного. Но…
– Она действовала не по назначению.
– Да.
– И Оракул этого не предвидел. Забавно, правда?
– Нет, не забавно. Совершенно не забавно. Нельзя вести себя так, будто весь мир вокруг – одна сплошная злая шутка. Вы…
– А что предлагаете делать? – 428-й устало потер подбородок. – Не думаю, что у вас все еще есть право указывать мне, как себя вести, Управитель. Вы утратили власть над Тюрьмой. Пора это признать. Оборонная Станция ясно дала понять, что игры кончились.
– В каком смысле?
428-й покачал головой.
– Скоро узнаете. Боюсь, вам придется узнать. Но давайте сейчас ненадолго отвлечемся от мыслей о детях, на время отложим уничтожение Седьмого уровня в сторону, хорошо?
– Почему?
– Потому что иначе вы не сможете мыслить здраво. Не знаю, как вы, а я ни о чем другом думать не могу, и это мешает.
– Да, – я тоже не мог. Ни на секунду. И никогда не смогу.
428-й коснулся пальцем моего лба, и в голове прояснилось.
