После вернулась в офис Коаксок, где ждал Мауицо.
Когда я вошла, они сидели рядом и тихо переговаривались. Взгляд у мужчины был очень уж самозабвенный. Интересно, кем он был для Коаксок и кем — для Папалотль.
— Ваше Сиятельство, — произнес он, завидев меня. С акцентом ему удавалось справиться проще, чем подруге.
— Есть здесь угол, где мы могли бы поговорить наедине?
— Пройдемте в мой офис. Он рядом.
Коаксок продолжала смотреть перед собой, глаза ее влажно блестели, и лицо напоминало бесцветную маску.
— Коаксок… — позвал Мауицо.
Ответа не было. В одной руке она крутила трубку, так яростно, что запросто могла ее сломать.
Офис Мауицо оказался куда теснее офиса хозяйки ресторана. Стены пестрели изображениями спортсменов, которые парили над полем в неимоверных прыжках, чтобы закинуть мяч в вертикально установленное стальное кольцо. Колени и локти их были закрыты защитой.
Мауицо не стал садиться; он оперся о стол и скрестил руки на груди.
— Что вы хотите знать?
— Вы здесь работаете?
— Время от времени. Я программист из «Паоли Тек».
— С Коаксок давно знакомы?
Мужчина пожал плечами.
— Я встретил их с Папалотль, когда они приехали сюда, двенадцать лет назад. Мой клан помог им устроиться в квартале. Они были такие юные, — вряд ли в эту минуту он отдавал себе отчет, что сам едва ли старше Коаксок. — Совсем… другие.
— В смысле?
— Как птички, в страхе летящие прочь из леса.
— Война всему причиной, — произнесла я банальное. Но где-то в глубине моей души маленькая напуганная девочка, бежавшая из Теночтитлана, прекрасно осознавала, что это никакая не банальность, но единственная возможность описать прошлое, что под запретом, в трех словах.
— Вы правы, вероятно. Я родился в Фен Лю, мне это не знакомо.
— Они потеряли обоих родителей?
— Их родители были верны старому правительству, тому, которое войну проиграло. Жрецы Тетцкатлипоки пришли к ним однажды ночью и убили обоих на глазах у Папалотль. От этого она так и не оправилась, — голос Мауицо дрогнул. — И вот теперь…
Я не стала заканчивать его фразу, вполне сознавая всю глубину его горя.
— Вы хорошо ее знали.
— Не лучше, не хуже, чем Коаксок. — Слабый блеск в его глазах не ускользнул от меня. Лжец.
— Кажется, у нее было много поклонников, — осторожно надавила я на больное.
— Она никогда не отличалась… разборчивостью. Не то, что Коаксок.
— У той не было жениха.
— У нее был жених. Итцель, благородный человек, принадлежал к правящим кругам Теночтитлана. Убив их родителей, жрецы бросили сестер в тюрьму. Итцель пошел на сделку, чтобы освободить бедняжек. Но его уже нет в живых.
— Как он умер?
— Отряд повстанцев сел им на хвост у самой границы. Итцель передал управление эйркаром Коаксок, а сам выпрыгнул. У него было оружие. Эйркар преследователей удалось вывести из строя, но его все равно поймали и казнили.
— Смерть героя.
Мауицо грустно улыбнулся:
— И жизнь героя. Да. Совершенно ясно, почему Коаксок не может его забыть. — В голосе прозвучала горечь. Сомнений не оставалось: Мауицо надеялся покорить сердце Коаксок, но каждый раз наталкивался на тень мертвеца.
— Расскажите о Папалотль.
— Папалотль… Будет сложновато. Своенравная, независимая… Покинула клан, предала традиции, чтобы сосредоточиться на искусстве.
— Вы не одобряли ее выбор?
Мауицо поморщился.
— Я не видел того, что видела она. Я не знал войны. Как я мог ее судить? Как вообще кто-то мог это делать?
— Так вы любили ее, по-своему.
