Я понял, что если я сейчас вот так, ни о чем не договорившись, уйду из палаты, то я потеряю Ольгу навсегда. Эта мысль была столь невыносима, что я неожиданно почувствовал тяжесть за грудиной, как при стенокардии, и легкую резь в глазах. Затем я неожиданно обнаружил, что щеки у меня стали мокрые. Я вдруг понял, что я расплакался как мальчишка. Я медленно-медленно повернулся, как во сне, и не глядя побрел прочь из палаты. И тут что-то помешало мне идти.
Я поднял голову и посмотрел сквозь слезы на неожиданное препятствие. Этим препятствием оказалась Ольга. Она стояла, преграждая мне выход, поднявшись на цыпочки, и тянулась лицом к моему лицу. Я нагнулся. Ольга обняла меня за шею, медленно, осторожно и сладострастно слизнула слезы с моих щек и несколько раз нежно провела языком по векам. На лице ее появилось какое-то неопределенно-томное выражение, и я сразу вспомнил, как я слизывал кровь с пальца. Я почувствовал, как Ольга, полузакрыв глаза, переживает, впитывает в себя соленый вкус моих слез, так же как я ощущал и впитывал соленый вкус крови из маленькой метки, которую коварный мюпсик оставил на моей губе.
- Боже мой, как Вы чудовищно, неисправимо глупы! Вы чуть не погубили наши отношения. Ведь для меня Вы были единственным человеком, для которого я все еще была здоровой и желанной, а Вы лишили меня этой последней отрады своей глупостью. Ну хорошо, что это оказалась всего лишь глупость. Глупость я готова простить, я не прощаю лишь осознанную злонамеренность. В следующий раз лучше думайте, что Вы делаете. Вы знаете, Алеша, болезнь меня действительно многого лишила, в том числе чуткости. Если бы не Ваши слезы, я бы ни за что не догадалась, что Вы просто большое неразумное дитя ростом под потолок. Ну ладно, Алексей Валерьевич, идемте в вашу ординаторскую. Будем общаться…
12. История голландского дядюшки и легенда о матрешечных самураях.
Ольга сидела напротив меня на стуле, сложив ноги по турецки.
- Итак, Алеша, я готова говорить с Вами на любые темы, кроме своей болезни, а также слушать Вас, при условии, что Вы не будете себя вести как голландский дядюшка, а то мне этот дядюшка просто ужасно надоел.
- А у вас есть дядюшка в Голландии? - спросил я.
- Теперь уже не в Голландии, а в Америке. Он переехал три года назад - ответила Ольга - Но вообще-то я имела в виду не своего родственника, а английскую пословицу. У них Dutch uncle означает не просто голландского дядюшку, а эдакого большого знатока жизни, который всем неустанно раздает бесплатные советы.
- А что в этом плохого? - удивился я.
- Ну во первых, то, что его никто не просит давать эти советы. А во вторых, в Голландии эти советы, может быть, еще чего-то и стоят, но ведь он дает их не в Голландии, а там, куда он приезжает погостить. И думает, что там, куда он приехал, все прямо как у него в Голландии'.
- А какое отношение это все имеет ко мне, Оленька? - спросил я.
- А вот какое: Вы когда нибудь слышали про Внутреннюю Монголию?
- Что-то такое читал, но уже не помню..
- Ну хорошо, не в этом суть. Суть в том, что голландский дядюшка не обязательно живет в Голландии. Он может жить в любом месте. Понимаете, каждый человек живет в своей Внутренней Голландии. Поэтому советы каждого человека хороши только для его Внутренней Голландии, но никак не для моей, потому что моя Внутренняя Голландия - это совсем другая страна. Вы помните, как Виктор Цой пел: 'Мы все говорим, что мы вместе, Но никто не знает в каком'. Так вот, каждый живет в своей Внутренней Голландии, или Внутренней Англии, или Внутренней Франции, неважно, как ее назвать. Понимаете, каждый живет в своей внутренней стране. Мы живем в этой стране в одиночку и встречаемся с другими людьми на границе. Иногда мы приглашаем на свою территорию того, кто нам понравился, вот так как я недавно пригласила Вас. Но ведь мы пускаем его к себе, чтобы ему у нас понравилось, а не для того чтобы он давал нам советы, как переделать нашу страну, чтобы она стала напоминать его собственную.
Я понял, к чему клонит Ольга и ответил:
- Оленька, поверьте мне, живите, как Вам нравится, я вовсе не собирюсь наводить свои порядки в Вашей внутренней Голландии. Важно, чтобы Вам самой в ней хорошо жилось.
- Алешенька, Вы опять не поняли. Только голландскому дядюшке хорошо живется в своей внутренней Голландии. Вот он и дает советы от избытка собственного счастья, которое на поверку оказывается вовсе никаким и не счастьем, а обычным сытым, чинным и благопристойным бюргерским благополучием. Вы были когда-нибудь в Голландии?
- Нет, никогда не бывал - ответил я.
- Побывайте там обязательно. Тогда Вам многое, из того, о чем я Вам говорю, станет намного понятнее. Вы вообще когда-нибудь бывали за границей?
- Увы, ни разу - огорченно вздохнул я.
- Побывайте в Голландии, съездите обязательно! Вы еще только будете подлетать к Амстердаму, и уже поймете, что там все по-другому, чем там, где Вы привыкли жить. Россия - она даже из иллюминатора самолета все равно Россия. Все узнаваемо до боли, даже с высоты: пустоши, чащобы, редкие дороги вкривь и вкось, раздолье… А в Голландии каждый метр земли используется, все по струночке, дороги, автострады как густая сетка, все распланировано, дома, машины, все чистенькое, блестящее, как игрушечки… И люди живут и говорят по-другому, и не только говорят, но и думают по-другому. А теперь представьте себе, что все это справедливо и для каждого отдельного человека, для его внутренней Голандии. Представьте, что внутри каждого человека - целая страна, и эти страны все такие разные… Представили?
- Представил.
- А теперь скажите, разве в каждой стране жить хорошо?
- Понятно, не в каждой - согласился я.
- А теперь представьте себе, что в вашу не очень процветающую страну вваливается такой вот голландский дядюшка и начинает вас поучать, как вам жить в своей стране. Я всегда говорила своему дядюшке: 'Поучайте лучше ваших паучат!'. Он в конце концов обиделся, и теперь пишет очень редко.
- Ну хорошо, Оленька. Допустим, Вам плохо жить в своей внутренней Голландии. Иностранным советникам Вы не доверяете. Своему правительству - тоже. А вы не подумывали, например, об эмиграции?
- Бедный, бедный Алешенька, какой Вы наивный! Мы с вами все невыездные! Да и если бы была такая возможность, Алеша, неужели бы Вы так легко бросили свою родину, с которой вы связаны всей вашей жизнью, всей вашей болью, и поехали жить к голландскому дядюшке? Меня приглашали. Я долго раздумывала, но все же не поехала, и пожалуй, не жалею.
- Оля, а почему вы пригласили меня в свою страну? Ведь Вы меня совсем не знали!
- Алешенька, а можно я Вам не буду отвечать на этот вопрос?
- Почему, Олечка?
- Как Вам сказать… Когда-то давно я училась тай-чи у китайского учителя. Он заставлял нас медитировать стоя и сидя, по сорок минут подряд, под специальную китайскую музыку. Я однажды спросила у него, что это за музыка, и как переводятся слова. Учитель мне сказал: 'Это тайна культуры'. Я попросила объяснить поподробнее, и он объяснил: 'Много говорить - уже не тайна'. Пусть у моей страны тоже будет для Вас своя тайна. У каждой женщины должна быть тайна.
- Оля, а у меня есть для Вас какая-нибудь тайна? Ведь если бы не было, я бы не получил у Вас визу в Вашу внутреннюю Голландию.
- Тонко подмечено, Алеша! Ну как Вам сказать - и да, и нет. То есть, тайны нет, потому что я вижу, что Ваше жизненное кредо - это постараться все понять о жизни, все разложить по полочкам. Вы рано устанете от жизни, Алеша, вам когда-нибудь станет скучно и неинтересно жить, если Вы будете стараться все понять, и не научитесь оставлять для себя маленькие тайны. А ваша тайна в том, что я вижу в Вас сильное желание понять все на свете, прежде всего себя самого, и не понимаю откуда это желание берется, и зачем это Вам надо.
- Я и сам не знаю, зачем мне это надо, со вздохом признался я - Просто мне кажется, что если я пойму, отчего мне подчас так тяжело и больно жить, мне от этого станет легче.
- А вы уверены, Алеша, что станет именно легче, а не еще тяжелее?
- Нет, не уверен - ответил я без колебания.
