«А оно накрылось, потому что никакой девушки в природе не существует, Роман. Есть только я – ненавистный тебе Алексис Сорра. Что, милый, сюрприз?»
Хотелось посмотреть, убедиться. Станет ему больно, или он пожмёт плечами равнодушно, подтверждая, что никакой магии не существует и то, что родилось между ними – лишь плод воображения Сорры, иллюзия, а Артани плевать.
Посмотрел. Увидел. Стало легче? Да. От полученного известия ди Валь выглядел так, словно его застиг удар. Он пошатнулся, смертельно побледнев, и не в силах поверить в услышанное, набросился на привратника, рискуя вытрясти из бедолаги душу.
Сорра, изображающий шпиона в тени соседнего дома, мог рассмотреть сцену в красках и позлорадствовать над бедолагой Артани, получая поистине садистское удовольствие в качестве компенсации за собственные раненные чувства. Алексису нравилось, что Роману сейчас больно и плохо, что он растерян, что для него всё случившееся тоже не прошло бесследно. А теперь он в панике мечется по городу, не зная как поступить, и Сорра мог бы благополучно уйти, оставив Романчика с разбитым сердцем, но вместо этого, сам себя не понимая, остался, желая узнать... Что узнать?
Роман заставил Алексиса материться и чертыхаться, следуя за ним подворотнями и переулками. Алексис, не привыкший к долгой ходьбе, ноги стёр до мозолей, пока неугомонный напарник нарезал круги по городу в поисках своей сероглазой нимфы.
До возвращения в Академию оставался один час. Роман стоял посреди улицы, явно размышляя, не пора ли ему вернуться. Сорра, успевший промёрзнуть до костей – он не планировал, что прогулка с Ди Валем затянется надолго – лелеял пораженческие мысли выйти из-за угла и, случайно натолкнувшись на Артани, за шкирятник загнать домой. Понадобится – загонит пинками, но спать Артани будет в собственной постели, у себя в комнате.
Сорра сполна насладится чужим унижением, и не даст ему спрятаться в панцире молчания, заставит Артани говорить, или – чем чёрт не шутит – напоит до невменяемого состояния, благо, где раздобыть спиртное, принц знал.
Однако ромейнец походу и без него справлялся. Когда Роман завернул в таверну, бровь Сорры удивлённо поползла вверх, но когда ди Валь вышел, сжимая в руках двухлитровую бутылку крепчайшего яблочного самогона, щека Алексиса нервно дёрнулась, и стало болезненно неприятно. Нет, увиденное, конечно, погрело душу на долю секунды, но что теперь – из-за каждой встречной-поперечной козы в стельку надираться будем?
Он никогда не видел, чтобы Роман пил – судя по всему, отношения со спиртным у маленького графа сложились самые прохладные. Но сейчас, оккупировав сокрытую от людских глаз скамейку в городском парке, Артани пил из горла, как заправский пьянчуга. Закашлялся, сделал выдох, и снова начал пить.
«Самоубийца, кретин, придурок! Как он планирует возвращаться в подобном виде? О чём вообще думает?»
Сорра успел на тряпки известись от негодования, пока некоторые легкомысленно тешили дурь, упорно опустошая бутылку. Похоже, возвращаться домой ди Валь совершенно не планирует. Алексис несколько раз порывался подойти к нему и прекратить безумие, но каждый раз останавливал сам себя, разрываясь между гордостью и желанием плюнуть на всё и уйти... или остаться, потому что оставлять Артани в подобном состоянии без присмотра представлялось чреватым последствиями.
Через полчаса стало ясно, что Роман решил обосноваться в парке надолго. На город начали наползать сумерки, облюбовывая укромные уголки и ниши, играясь длинными тенями-призраками, что окутывая мир, пугливо шарахаются от зажигающихся фонарей. Сорра основательно продрог, выстукивая зубами в такт сотрясающей тело дрожи. Устроив засаду на ди Валя, он не подумал, что граф задержится. В Гармале по ночам и ад замёрзнет, но если Роман согревался спиртом, то Сорра согревался исключительно упражнениями, напрягая и расслабляя мышцы, чтобы заставить кровь бежать быстрее.
Стандартная синяя форма учеников не была рассчитана на ночные гулянья, а тонкий элегантный плащ – дань последней моде – защищал от ветра, но никак не от мороза, дающего знать о себе с каждой минутой сильнее. А что будет здесь зимой – страшно представить.
Бытует мнение, что итанийцы не боятся холода и едят мороженое зимой. Итанийцы, может, и не боятся, но Сорра – существо нежное и теплолюбивое – жить предпочитал в удобствах и комфорте, не то, что некоторые недостойные пьянчужки. Девочка бросила, а он и нюни распустил. Нет-нет, это правильно – по Сорре можно и пострадать, и даже поплакать.
Твою мать... он что, правда плачет? Проклятье, ди Валь... не реви, я с тобой! Вот прямо сейчас встану, выйду...
Сорра, чертыхаясь, остался, а Роман продолжил сидеть, уставившись в пустоту, не замечая, что по лицу текут слёзы, вызванные воспоминаниями о прошлом. Он сидел в подобном положении около часа и не собирался уходить. Давно пробило одиннадцать, часы угрожающе ползли к стрелке двенадцати, на город опустилась совершенная темнота, и только свет фонаря чертил слабый контур неподвижно застывшей фигуры ди Валя.
Уснул он, что ли? Понимая, что с Артани станется лелеять самолюбие до бесконечности, Алексис, плюнув на щепетильность, отправился до ближайшей таверны, где решил перекусить и обзавестись вином – благородным напитком, не в пример дерьму, которым травился Роман. А заодно прикупить у хозяина нечто посущественнее не греющей одежды.
Успокоив желудок пищей и сделав несколько глотков, Алексис – повеселевший и изрядно воспрянувший духом – вернулся к наблюдательному посту с твёрдым намерением выдернуть Артани. Опыт совместных ночёвок у них уже был, и никто не умер, даже если некоторых временами очень хотелось прибить... и не только прибить... но эту мысль Сорра оставил на потом, предпочитая задавить в глубине подсознания.
Ничего... попыжится, посверкает гляделками, повстаёт в любимые позы «я граф – ты дерьмо» и угомонится. А не угомонится – Сорра угомонит. Разобраться с Артани в подобном состоянии не стояния – легче простого, вот только тащи его потом на себе, хотя... – вспомнив лёгкое тело Романа, Алексис невольно улыбнулся, и сам себе едва не дал по морде, или по голове... чтобы встряхнуть мозги и прийти в чувство.
Перед ним ди Валь. О чём он думает? Когда успел настолько размякнуть, чтобы начать беспокоится о ком-то другом, помимо себя? С Романом вечно всё через одно место, и не застав Артани на месте, Сорра откровенно растерялся, догадываясь, что очень недооценил это самое место и способности графа регулярно туда проваливаться.
Романа не оказалось ни на скамейке, ни в ближайших кустах, ни вообще где бы то ни было поблизости. Подобного поворота дел итаниец как-то не ожидал. Он вышел из своего укрытия, очень надеясь, что ди Валь нажрался до зелёных поросят и блюёт неподалёку, или спит в обнимку со стволом. К его разочарованию, предположение не желало подтверждаться. Артани и след простыл.
– За что он мне?.. – стеная, возвопил Сорра, обращаясь не столько к богу, сколько к самому себе, после чего, присев на успевшей остыть лавке, приложился к горлышку бутылки, повторяя действия Артани – разве что не в такой степени интенсивности.
Через несколько минут, осознав, что пропажа не появится, Алексис с тяжким вздохом поднялся и в очередной раз, отсыпав порцию щедрых проклятий, разделив их равно между богом, дьяволом и ненавистным Артани, отправился на поиски.
