Дело представлялось дрянью. Мало Алексису того, что он больше не в состоянии объяснять и контролировать собственные поступки, так в довершение бед виновник несчастий по имени Роман словно издевается над ним. В лучшем варианте Артани вырубится и уснёт в грязной подворотне до момента, когда Сорра отыщет по запаху.
Спутать своеобразную ауру Романа с чем-либо другим для Сорры нереально – он его из тысяч, из миллионов других узнает. Роман Артани – один на миллион... а может, на миллиард. Нет в мире другого Романа, а все похожие никогда не заменят Артани. Будут восприниматься подделкой на фоне чего-то настоящего и, самое паскудное, что Алексис понимал правду – понимал очень чётко, и злился на Романа, представляя худший вариант.
О худшем думать не хотелось. Роман мог ввязаться в неприятности, его могли ограбить, убить. Гармаль – не только столица, но и центр криминального мира, рассадник преступности, и по ночам вся шваль и гниль города выползала на улицу. Впрочем, не стоит думать о плохом – отыскать Романа не представлялось сложным. Но... через несколько минут он так не считал.
– Роме! Покупайте ромэ!
Торговка цветами стояла здесь давно. Наверное, с самого утра. Она изрядно устала и к тому же охрипла, зазывая редеющих прохожих приобрести красивый букет. Ведро с водой пустовало, а на лотке практически не осталось товара. Сидевший рядом здоровый детина с довольным видом пересчитывал выручку, сообщая матушке, что торговля прошла удачно. Они теперь смогут купить корову.
«Корову!? Суки!» – Алексис чуть не надел детине лоток на голову, тихо выматерился сквозь зубы и ускорил шаг, пытаясь вычленить из миллиона фальшивых шлейфов естественный аромат Артани. Но в подобной ситуации и опытный пёс бы растерялся.
Стоило завернуть за угол, и ромэ оказались повсюду – они буквально наводнили город, пропитали улицу, заставляя Алексиса стервенеть и ненавидеть разом всё: город, Романа, собственное невезение, а может невезение ди Валя, которого сама судьба не желала отдавать во власть спасения в лице Алексиса, предпочитая отправить в другие, менее благонадёжные дали.
Итаниец оттоптал все ноги, мечась из одной стороны улицы в другую, ускоряясь на бег, чтобы обогнать возможный маршрут, но, увы – поиск оказался напрасен.
«Чёртов ди Валь! – не уставал злиться Сорра, – Куда ты делся, маленький ублюдок?! Найду – урою!»
***
Алиса ди Бьорк подошла к распахнутому окну, желая захлопнуть ставни и, принюхавшись, с удовольствием сделала глоток сладковатого, заполненного цветочным ароматом воздуха. Зрачки слегка расширились, замерли, и фрейлина, помотав головой, словно отмела неверное предположение, зябко передёрнулась и поплотнее закуталась в шаль – единственное убежище для обнажённых плеч.
– Что там, ласточка моя?
Сидер, отбросив одеяло, выбрался из роскошной кровати и встал рядом, согревая девушку теплом собственных объятий, поцеловал в шею и, приподняв голову, принюхался.
– Ромэ – пробормотал он. – Помню, Алиссин ими редкостно бредил. Странно, они ассоциируются у меня с ди Валем – наверное, потому, что им он тоже бредит, – барон склонился, прикусывая мочку уха девушки, и скользнул по коже ветерком губ.
– Ромэ – сигна Артани, – отозвалась Алиса, мягко отстраняя любовника. – Сидер, у меня нехорошее предчувствие, не могу объяснить – сердце ноет.
– Поверишь или нет, но меня дурное предчувствие не покидает с той самой минуты, как в Академии появился ди Валь, – отозвался Сидер на абсолютном серьёзе. – Алиссин ненавидит Артани, но странно поступает для человека, который ненавидит. Мне одному, дураку, чудится, что поступками ди Эрро движет далеко не ненависть? Сегодня на уроке трансформации я бы сказал, что наш ненаглядный Алиссин нашёл, чем удивить. Ты обратила внимание, как он смотрел на ди Валя?
Алиса поплотнее замоталась в шаль, наблюдая как Сидер с чертыханьем закрывает ставни и запирает окно на щеколды.
– Меня больше насторожило, что он сделал. Ты знаешь, что Алисин ненавидит запах ромэ?
– Не то чтобы совсем новость, но...
Девушка вскинула голову, и они посмотрели друг на друга тяжёлыми, не предвещающими ничего хорошего взглядами.
– Ты думаешь о том же, что и я? – после напряжённой паузы осторожно спросил Сидер и нахмурился.
– Я боюсь думать, – Алиса притянула парня к себе, и он с готовностью заключил её в объятия, – Принц влюбился, и сам не осознаёт, что испытывает влечение к мужчине. Учитывая, что он отвергает существование Артани, а Артани отвергает мужчин... нас ждёт интересная драма.
– Лишь бы не трагедия, – Сидер с призывным нажимом приласкал бёдра девушки и широко ухмыльнулся, – В последнее время принц напоминает ходячую бомбу. Одно неосторожное слово, и пуф-ф-ф – он взрывается, – Сидер изобразил взрыв, с урчанием присосавшись к груди Алисы и, подхватив девушку на руки, увлёк на кровать, – Алиссину не помешает отвлечься немного – пусть лучше страдает по корольку, чем мы страдаем из-за того, что он страдает от королька.
– Зная Алиссина, я бы сказала, что он не умеет отвлекаться немного. Всё, что он делает, делает... масштабно, – дыхание Алисы сбилось, когда шаловливый язык Сидера принялся изучать кожу фрейлины на вкус. – Я беспокоюсь – насколько далеко он способен зайти?
– Масштабно? – Сидер хмыкнул, позволяя, и издал лёгкий стон, когда Алиса, не оставшись в долгу, переместила ручку вниз, усиливая растущий на глазах аппетит.
(Прим: запомнили, да? Аппетит! А то всё стволы да стержни нефритовые...)
– Насколько масштабно?
– Зависит, в каком ракурсе смотреть, – Алиса игриво поползла вниз, и через несколько мгновений молодые люди забыли обо всём на свете, кроме собственных пикантных игр.
***
Роман не понимал направления собственного бездумного движения, окунувшись в реальность пьяных людей, где время, растворяясь во внутренних ощущениях и переживаниях, сначала затормаживается, а затем просто исчезает, перестав играть привычно значимую роль. Было очень хреново. От всего. Роман практически никогда не пил раньше – не до такого состояния, а сейчас, присосавшись к бутылке, внезапно открыл в ней источник радости.
От спиртного на душе становилось хорошо. Оно расслабляло мышцы, грело душу, снимая с замка самые запретные и болезненные оковы, позволяя им вырваться наружу и исчезнуть в ночном воздухе. Спиртное разрешило не думать и не анализировать, оставив обрывки бессвязных мыслей, воспоминаний, вспыхивающих картин. Оно позволило плакать и смеяться, вызывая в памяти разные смешные эпизоды, и снова срываться в слёзы, предаваясь жалости к себе – преступление, которое Роман никогда не позволял в обычной жизни, но алкоголь стёр границы между «допустимо» и «нельзя», притупил боль в сломанной руке, добавил лёгкости.
Роман Артани ди Валь, абсолютно не стесняясь, помочился на угол дома и, подхватив с земли почти пустую бутыль, пьяно шатаясь, двинулся дальше, разговаривая вслух с самим собой и выписывая потрясающие зигзаги. Редкие прохожие шарахались по сторонам, а застенчивому графу, обычно чутко реагирующему на условности, было наплевательски хорошо. Подумаешь, прохожие! Плевать на них. На всё плевать. О чём ему сожалеть? Правильно. Не о чем. А Соре... ик... он морду набьёт.
