Клэр быстро дотянулась и рванула руки Гэвина вниз, все остальные за столом засмеялись. Я же сидел откинувшись и улыбался, стараясь держать свою анаконду под столом, чтоб не вылезла и никого не испугала.
– Слышь, дядя Дрррю, хочес послушать грррязную шутку? – оживленно спросил Гэвин.
– Не знаю, а тебе за это не попадет, приятель? – на полном серьезе ответил Дрю. То, что он беспокоился, не навлечет ли это на Гэвина беду, было почти трогательно.
– Свинья упала в глязь, пелесла улицу до помойки и потом залезла на клышу! – прокричал Гэвин и тут же принялся безудержно хихикать над своей «грррязной шуткой».
Все улыбнулись попытке малыша сострить. Все, кроме Дрю.
– Чел, это совсем не смешно, – с каменным лицом сказал он.
– Чем пахнет? – заорал Гэвин, вздымая перед ним в воздух свой кулачок.
– Ладно, довольно. Гэвин, кто тебя научил чуть что кидаться в драку? Иди к себе в комнату, чисти зубки, надевай пижаму, а скоро я приду и почитаю тебе сказку на ночь, – обратилась к нему Клэр.
Гэвин соскочил со стула, бросил напоследок угрожающий взгляд на Дрю и побежал к себе в комнату. Пять пар глаз обратились к Дрю.
– Чего вы? – вскинулся он. – Не смешно было, или я совсем ничего не понял.
– Ладно, Клэр, – сказала Лиз, отрывая взгляд от Дрю и, наверное, подавляя желание удавить его на месте. – Время для настоящего представления. Расскажи нам, что у тебя тут понаделано, – попросила она, обводя рукой все подносы на столе.
Клэр пошла вокруг стола, рассказывая, что из себя представляет каждый продукт. Печенье с сюрпризами, плюшки-черепашки, кренделя-черепашки, бабочки из белого шоколада, картофельные чипсы, покрытые белым и молочным шоколадом, крендельки, кешью, арахис, изюм, рисовые хлопья, бекон и десерт под названием «печенье на клюкве без лишних калорий» (Дрю настырно звал это «печень я наклюкал»).
Это было потрясающе, и, по-моему, мы поголовно впали в сахарную кому к тому времени, когда перепробовали все, что могли. Дженни кружила вокруг стола и снимала всякую всячину для рекламы, пока мы не успели разрушить композицию, а Клэр пунцово краснела от похвал, которыми мы засыпали ее со всех сторон.
– Я точно сделала несколько отличных снимков, Клэр. По-моему, на обложке брошюры нам следует пацифически сосредоточиться на том, что покрывается шоколадом, – предложила Дженни.
– Ты хотела сказать – «специфически»? – поправил Джим.
– Я так и сказала, – бросила она в ответ. – Пацифически.
– Слушай, Клэр, а можно я вместе с тобой уложу Гэвина? – спросил я, надеясь отвлечь внимание от специфического умения Дженни пользоваться родным языком.
Лицо Клэр озарила такая радость, что я тут же занес себе благодарность в личное дело за то, что так предусмотрительно напросился. Мы оставили всех убирать со стола, а сами опять пошли в комнату Гэвина, где нашли его спящим поверх ящика для игрушек. Я хрюкнул, едва увидел его.
– Не смейся, – с улыбкой шепнула Клэр. – Это не самое забавное место, где я его заставала уснувшим. У меня целый альбом есть с фотографиями его сонных пристрастий. На спинке кушетки, словно кошка; сидя за обеденным столом, уткнувшись лицом чуть ли не в тарелку; под рождественской елкой на куче распакованных игрушек, в кладовой, в туалете… где он только не засыпал. Он как боевая лошадь. Уснуть может практически в любом положении и даже стоя. Джим дал ему индейское имя – Вождь Уснет-где-угодно. Лиз недавно его переделала: Капитан Нарколепсия[66], но это пока как-то не привилось.
Она тихонько прошла по комнате, легко подняла тельце сына, поцеловала его в лоб и понесла к кровати. Опершись о дверной косяк, я стоял, стараясь не слишком по-девчоночьи расчувствоваться просто от того, что вижу, с какой милой заботой она печется о нашем сыне. Вот укрыла одеялом, отвела со лба волосы и опять поцеловала. Потом повернулась и пошла ко мне.
– Ну, так как, мистер Эллис, много ли страха успела вам внушить вся эта домашняя родительская возня? – спросила она.
На ее лице играла улыбка, и стояла она ко мне вплотную, но, смею утверждать, эти лукавинки в глазах – сплошная показуха. На самом деле ей было не по себе от того, что я рядом. «Как он все это воспринимает?» – этот вопрос едва не слетел у нее с языка. Через ее плечо я глянул на малыша, который крепко спал в своей кроватке, и сердце мое забилось чаще. Тут скрывать нечего: меня просто подмывало обхватить сына и никогда его не отпускать, защищать от всего плохого, что, может, попадется ему на жизненном пути, укрывать его от всех страхов, вроде Бугимена или клоунов.
Заткнись! Клоуны, конечно, страшнее страха.
Я перевел взгляд на стоявшую прямо передо мной невероятную женщину и понял, что готов и ее обхватить, не отпускать, оберегать и заслонять от всего мира.
– Не хочу, чтоб ты Бугимену досталась, а клоунов я ненавижу, – вырвалось у меня.
Она ответила смешком и сочувственно потрепала меня по щеке. Тут меня заколодило. Ничего не могу толком сделать под нажимом. Я и к ней привязан, и к Гэвину, и просто хотел, чтоб она поняла: никуда я не уйду. Чего казалось бы трудного, возьми и скажи, а?
– Я не о том совсем хотел сказать. То есть да, я не терплю клоунов. Они глупы и противны мне до мурашек по коже: взрослые люди не должны носить ничего в горошек или с длиннющими носками.
«Черт тебя побери, да укроти ты этот неконтролируемый поток, пустомеля!»
Не успел я и рта открыть, чтоб сунуться с длиннющими клоунским ботинкам куда подальше, как Клэр прикрыла мои губы ладонью.
– Не беда, если у тебя крыша едет. Мне ли тебя винить? Я ли не знаю, какой это стресс? Поверь, это доля, которую надо принять, – мягко выговорила она. – Так вот вдруг, разом, ты уходишь от одиночества и свободы и вступаешь в уже устроенную семью.
Я глубоко вздохнул, убрал ее ладонь со своего рта, положил ее себе на грудь и попытался еще раз:
– Позвовль, я начну сначала. По правде говоря, все это «сюсюканье» про мои чувства – мне как серпом по яйцам. Хотя, если ты спросишь Дрю, то он наверняка с этим не согласится, потому что пять лет выслушивал мой лепет про то, как сильно мне хочется найти тебя. Потратив годы на гонки за эфемерным запахом моей возлюбленной, сведшей с ума самых стойких моих друзей и маму с папой, я не собираюсь профукать свое счастье и с воплями бежать в темень ночи. Если ты об этом.
Большой палец ее руки оглаживал мне грудь, другую руку Клэр поднесла к моей щеке, потом подалась вперед и чмокнула в губы. Когда она отстранилась, я обхватил руками ее тонкую талию и лбом коснулся ее лба.
– Я понимаю, после случившегося я удрал с места происшествия, как нашкодивший в ДТП водитель, но клянусь тебе, Клэр, что больше никогда не превращусь в привидение.
Она откинулась и заглянула мне прямо в глаза, уголки ее рта выгнулись в улыбке.
– Ты мне сейчас на самом деле просто «Коктейль»[67] цитируешь, да?
– Ты меня раскусила, детка! И если тебе захочется, чтоб я на манер рехнувшегося Тома Круза принялся ради тебя скакать вверх-вниз на диване, то я, безусловно, так и сделаю.
– ИЗДЕВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ? НУ, ПОГОДИ! МСТЯ МОЯ БУДЕТ УЖАСНА!
В гостиной басовито загудел Дрю, и это отвлекло нас друг от друга. Бросив последний взгляд на сладко сопевшего Гэвина, мы затворили дверь и рука об руку пошли по коридору в гостиную, где все, усевшись в кружок, играли в извращенную игру «А тебе что лучше?»
Мы с Клэр сели рядом на диван, я обнял ее за плечи, и она припала боком ко мне. Давно уже я не чувствовал ничего лучше этого.
– Хорошо, моя очередь, – пробубнил Дрю. – Джим, а тебе что лучше: чтоб у тебя порнокликуха была Ст. О. Итстолбом или Майк Невонючка?
15. Я – падшая женщина
– От цепей и хлыстов я балдею… с-с-сыпь, сыпь… сы-сы-сы-ммм…
– Гэвин Аллен Морган, если ты не перестанешь петь эту песенку, то я выставлю тебя на улицу, чтобы мусорщики забрали, – крикнула я (в десятый раз за день), заканчивая уборку на кухне после завтрака.
