Корсаж он расшнуровал быстро, ловко, явно не в первый раз. Снимать не стал, просто спустил на бёдра смешным подобием верхней юбки. Осторожно уложил меня на спину — пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть; задрав блузку до груди, медленно провёл по коже расправленными ладонями.
Скосив глаза, я поняла, что его рука светится. Знакомым сиянием с внутренней стороны — на сей раз серебристым.
— А Артэйз легко отделался. Два ребра сломаны. — Лод накрыл пальцами место, болевшее сильнее всего. — Придётся потерпеть.
— Что потер…
Колдовское сияние стало ярче, пронзительнее, ослепительно острым — и боль взорвалась в груди раскалённым свинцом. Я выгнулась дугой, вцепившись пальцами в простыни, судорожно хватая губами воздух, отчаянно вспоминая пятнадцатую степень четвёрки.
Я не кричала — когда так больно, не можешь кричать.
Один миллиард семьдесят три миллиона семьсот сорок одна тысяча восемьсот двадцать четыре…
…и боль отступила, позволив обмякнуть в постели, разжать пальцы, чувствуя, как из-под ресниц вновь текут слёзы, прокладывая влажные дорожки от уголков глаз к вискам.
Но дышать теперь было легко.
— Вот и всё. Может, хоть теперь будешь слушаться старших. — Лод ласково провёл рукой по моим волосам. — Когда ты поймёшь, что я тебе зла не желаю?
Морти ворвалась в спальню миниатюрным среброволосым ураганом. Посмотрела на меня, заплаканную, со спущенным корсажем и задранной блузкой, потом — на Лода, невозмутимо убиравшего с моего лица спутанные тёмные пряди.
На какой-то миг лицо её окрасило холодное недоумение.
А потом дроу присмотрелась к моему лицу, и хмурая морщинка меж её бровей мгновенно разгладилась.
— Опять твоя питомица нашла неприятности? — присев на край кровати, Морти решительно одёрнула мою блузку вниз. — Я думала, с тобой что-то случилось! Ты же знаешь Акке, он немногословный…
— Артэйз повеселился. — Лод отошёл к открытой двери. Прислонившись спиной к косяку, вместе со мной проследил, как дроу достаёт из знакомого ларца баночки с лекарствами. — Видите ли, с ним недостаточно почтительно обращались.
— Вот как? — Морти оценивающе смотрела на меня. — Славный синяк назревает! А кожу чем пропороли?
— Ногтем, — пробормотала я.
— А. Ну да, Ар же так следит за своими руками. — Отвинтив крышку круглой серебряной коробочки, дроу зачерпнула кончиками пальцев немного жирного голубого крема. Снова посмотрела на моё лицо. Черпнула целую пригоршню. — Закрой глаза. И убери… то, что у тебя на носу.
Я покорно сняла очки и зажмурилась.
— Ару ты тоже преподал урок? — спросила Морти, явно обращаясь к колдуну.
Пальцы принцессы легко и бережно втирали крем в кожу на скуле, и тот мгновенно впитывался, приятным холодком умеряя боль.
— Ты же знаешь, — мягко откликнулся Лод, — с детства не люблю, когда кто-то посягает на мои вещи.
— И что за урок? — в голосе Морти скользнуло неодобрение. — Неужели тот же, что и Мэю?
— Нет. Другой.
— Хоть так. А то все младшие отпрыски древних домов вскоре лишатся своих любимых игрушек, если ты не начнёшь лучше следить за собственными… С чего ты вообще из башни вышла?
Последнее, похоже, адресовали мне.
— Сбежать хотела, — решившись приоткрыть глаза, мрачно ответила я.
В каждой шутке, как известно, лишь доля шутки.
— Удачи, — усмехнулась Морти. — Теперь, верно, ещё больше хочешь? Убедившись, какие мы скепнан?[17]
Перевода последнего слова я не знала, равно как и брошенного Артэйзом «сигинг»; но догадывалась, что ничего хорошего оно не означает.
— Не думай об Артэйзе слишком плохо, девочка. — Дроу деловито завинтила коробочку с кремом. — Он потерял любимого дядю в той резне, которую светлые устроили восемнадцать лет назад. С тех пор ненавидит и эльфов, и людей, и полукровок… вот и вымещает ненависть на всех, кто к нам попадает.
— И не он один, — хмуро заметил Лод.
От изумления я села в постели. Тщательно протёрла очки полами рубашки.
Задумалась.
Возможно, не стоит этого делать, но…
— Светлые устроили?.. — вернув очки на нос, всё-таки переспросила я.
Мне не успели ответить.
— А, — донеслось со стороны двери, — смотрю, подружка рассказала трогательную историю, придуманную светлыми?
Когда я повернула голову, Лод как раз отступал в сторону, давая дорогу Повелителю дроу.
— И что она тебе поведала? — В шафрановых глазах Альи плескалась насмешка, голос резал издёвкой. — Что злые дроу под видом мирных переговоров подготовили западню?
Я просто кивнула. Молча.
Потому что говорить с тем, у кого такое выражение лица, — себе дороже.
— Конечно. Не будут же они рассказывать правду. — Я почти видела нехорошие огоньки, полыхнувшие в зрачках принца. — О том, что всё было наоборот.
Как интересно.
Я бы даже сказала, более чем интересно.
— Хотите сказать, — решилась произнести я, — что это люди и эльфы…
— Наши отцы хотели заключить мир, — тихо проговорил Лод. — И мой отец, и Повелитель. Они устали от войны. Устали жить изгоями. Устали искупать вину своих предков, чьи поступки ужасали их не меньше светлых. Они хотели, чтобы их дети снова жили под светом луны, а не в каменных подземельях.
— Это пытались сделать давно, — продолжил Алья. — Первого посланника мира отправили спустя десять лет после войны. Он въехал в город людей под белым знаменем… и что с ним сделали светлые? Убили, даже не выслушав.
— Потом были новые посланцы и новые убийства. Они отказывались верить, что мы можем желать мира. — Лод смотрел в стену. — В конце концов мы прекратили попытки. И решились возобновить переговоры, лишь когда время подживило раны. На сей раз посланника выслушали, даже согласились на встречу, но…
— Отец знал, что это опасно. Что ненависть светлых слишком сильна, а перед ними предстанут наследники Тэйранта и Ильхта. Поэтому нас оставили дома. Всех нас. Но сами они решили рискнуть. — Морти поднялась с постели, печально поглядев вначале на своего брата, потом на возлюбленного. — Конечно, они не были безоружны. Повелителя и его придворного колдуна охраняли лучшие из лучших. Их сопровождали все десять магов, к тому моменту ещё жившие у дроу. В свите отца была сотня воинов, но они везли светлым богатые дары, надежду на долгожданный мир… а их загнали в тот замок, как зверей на убой. И в живых не оставили никого.
— Что может сотня против тысячи? — горько усмехнулся Алья.
Моё смятение мрачным удовлетворением отразилось на его лице.
Неужели это правда? Но, должно быть, их действительно мучила несправедливость этого, всех троих, иначе вряд ли бы они стали распинаться в странной исповеди перед презренной пленницей…
И кому верить?
— А если они вас обманывали? — Я надеялась, что не перехожу черту, и мне позволено задавать вопросы. — Просто старались предстать перед своими детьми… и подданными… в лучшем свете?
Принц уставился на меня с таким видом, что я отпрянула. На сегодня побоев мне хватило.
— Они никогда нас не обманывали, — покачал головой Лод. — Подумай сама, Снезжана. Что давала дроу эта резня? Даже если бы они убили всех трёх Повелителей — их места заняли бы другие, горящие жаждой мести и крови. Светлых много, нас — мало. Они радуются солнцу под небесами Риджии, у них вдоволь еды, дерева, ресурсов. Мы загнаны под горы, нас осталось в разы меньше, чем одних только эльфов, и располагаем мы лишь тем, что может расти под землёй, тем, что воруем на поверхности, и тем, что нам тайком втридорога продают лепреконы.
Что-то по столице дроу незаметно, что они «загнаны под горы».
С другой стороны — это ведь столица…
— Возможно, Повелителя как раз не устраивало такое положение вещей, — возразила я. — Он решил создать прецедент для войны, заманить светлых под горы, где удобно будет с ними расправиться, и…
— И что? Если ты не расслышала, нас осталось в три раза меньше, чем эльфов, а людей ещё впятеро больше, — нетерпеливо произнесла Морти. — Да, мы надёжно защитили себя. Пока светлые доберутся до наших городов, они потеряют даже не сотни, а тысячи воинов. Но их много, очень много… и если когда-нибудь они решат наплевать на количество жертв и всё-таки выкурить нас из той норы, куда мы забились, они сделают это. А в такой ситуации было бы очень неумно провоцировать светлых на вторую войну.
17
Наиболее близкий по смыслу цензурный перевод — «презренная чернь» (риджийск.).
