не ему, словену по рождению и ругу по воспитанию.
Вдох. Задержка. Выдох.
Внешне Ругивлад казался спокойнее разомлевшего на солнце сытого полоза. Дорох жаждал иного: разозлить, заставить ошибится. Иная оплошность может оказаться роковой для противника.
Снова вдох. Задержка. Снова выдох.
«Попробую, раз и тебе этого хочется!» — решил Ругивлад, отводя первый удар и моментально уворачиваясь от второго. Но злость не приходила, и только когда вятич начал поминать достоинства Ольги, которых словену, понятно, не видать, как своих ушей…
— Зачем она тебе, Дорох? Что ты можешь ей дать? — прорычал словен.
Проклятье! Сбил дыхание, незамедлительно прозевав меткий удар в левый бок. Впрочем, пластины держали.
— Дурак! С бабами надо по-простому! Что она мне даст! — отозвался Дорох и выругался, тут же получив в предплечье.
«Квиты!» — закипело внутри.
Шагах в тридцати от места поединка стояли Волах, непривычно серьезный Кулиш и еще несколько сторонников Ругивлада. По другую сторону поля виднелся стяг радогощинской жупы. Там, у поваленного дерева, расположились столь же немногочисленные люди Дороха и его отца.
Раннее утро и лесная поляна в глуши были выбраны воеводой из желания избежать возможных стычек и окончательного раскола родов земли Вантит.
Присутствующие должны видеть: поединок ведется по всем правилам, и никто не вмешивается в мужской разговор двух женихов. Каждый из них обещал, что не примет помощи со стороны и воспользуется в поединке только тем оружием, что принес с собой.
Буревид не слишком опасался за жизнь сына. По его мнению, чужак, оскорбив «главу всех глав», поступил глупо. А ведь мог бы убираться к Чернобогу — и остался бы цел! В Радогоще уже готовились к свадебным торжествам.
Прежние соратники Владуха, хоть чужеземец и снискал в минувшей битве уважение и славу, тоже не особенно верили в его победу. Были, однако, и такие, что, не сомневаясь в исходе, вначале хотели поединка, а теперь же горько раскаивались в содеянном. Воевода стоял бледнее смерти в ожидании воистину страшного. Он-то видел, что чужак щадит Дороха и забавляется с ним, незаметно подводя врага к развязке.
…Бой продолжался с переменным успехом. Несколько раз обменявшись ударами, противники вели себя куда осторожнее. Они кружили по полю, гоняя друг друга по колено в стелившемся у самой земли тумане. К удивлению невысокого и коренастого Дороха, долговязый чужак ничуть не проигрывал ему в ловкости. Однако у волхва был окровавлен бок, а вятич то и дело опускал вниз задетую руку.
— Не устал, словен? — усмехнулся Дорох.
Звякнув о клинок Седовласа, один его меч скользнул вниз и съехал к гарде, а второй едва не достал врага в живот.
— Куда там? Только разогрелся! — уже зло пробормотал Ругивлад, парируя.
Вдох. Задержка. Выдох.
— Нет, ты все-таки устал!
Довольный этим Дорох вновь принялся без удержу подначивать противника:
— Слабеешь, чужак? Бабы любят веселых, сильных! Бабам нужны мужики, у которых стоит, как кол. Да куда тебе, от одной-то каши? Ты, чужак, и самого простого, как видно, не умеешь… И недели не пройдет, а я введу Ольгу женой в отчий дом! Впрочем, ты этого уже не увидишь, чужак!..
Выдох! Откат! Вдох!
— Вот и она!
Дорох резко подался назад и поднял меч к небесам в приветствии, глядя при этом куда-то за плечо Ругивлада.
— Меня не проведешь!
Вдох! Задержка! Выдох!
— Пора! — решил, наконец, черный волхв.
— Не может быть? — удивился Дорох, почувствовав, как костлявая когтистая лапа схватила его за самый мозг и начала мять, равномерно и безжалостно, все сильнее и быстрее.
«Что это! О, кощеево отродье! Пусти меня!» — он дико вскрикнул, роняя ставшее во сто крат тяжелее оружие.
На месте поединка бушевал смерч. Высокие травы скрутило и смяло, выдернуло с корнем. Вертелись ветки и прошлогодние листья. Ураган завыл, растирая все в труху.
Уворачиваясь от носящейся в воздухе листвы, вятичи силились разглядеть, что происходит на месте поединка. «Нет!» — донеслось сквозь свист и рев ветра: «Пощади!» Буревид узнал голос сына. Он бросился бы на его зов, но друзья повисли на нем, точно псы на вепре, ибо все видели, как чужак- словен, соблюдая правила, воткнул полуторник в землю перед собой.
Воткнул и скрестил руки на груди…
Последнее, что успел разглядеть затуманенный взор Дороха, было исказившееся странным образом лицо врага. Все человеческое в нем исчезло.
