Часть вторая
Глава 1
Едва Олег, справив положенную тризну, вернулся в Алодь, приказал снова позвать к себе волхва. Лучшего из лучших средь тех, что денно и нощно страдали над телом Рюрика.
— Так знаешь ли теперь, от каких причин погиб великий князь?! — начал он разговор, не размениваясь на приветствие, лишь слегка кивнул вошедшему и указал, где сесть.
Тот был ещё не стар на вид, хотя седина обильно осыпала кучерявые волосы и посеребрила бороду. Мощные ладони, кои волхв прижал к груди в знак расположения к правителю, выдавали в нём и опытного знахаря-костоправа. Ростом он был пониже Олега, который к тому же сильно сутулился, и тучен телом.
— Ты первым, князь!
— Садись, мне сподручнее выслушать стоя. И коли буду ходить, внимания на то не обращай. Как твоё имя?
— Мизгирём кличут.
Второй раз волхв не дал себя упрашивать.
— Вы, мурмане, прежде натирали соком этого растения наконечники стрел и копий для охоты на свирепых хищников, — ответил он со знанием дела. — Ромеи зовут сию траву аконитом. На Востоке ею, слышал, даже лечат всевозможные недуги. Но у нас такое знахарство под запретом…
— Я понял, о чём ты, — прервал Олег. — Мне не было резона убивать Рюрика, и тебя я ни в чём не виню. Я хочу знать правду, вот и всё.
— Это волкобой, и от этого яда нет спасения, стоит только промедлить. Мы не успели, и никто бы не успел…
— Как бы ты, коли того желал, убил бы своего врага?
— Отраву делал знаток своего ремесла, — проговорил волхв, оглаживая бороду. — Он в назначенный день луны выкопал растение с корнем. Клубни большие, толстые, как еловые шишки. Потом надо было выдавить сок и смешать его с жиром, наконец тонким слоем покрыть лезвие или остриё. Так яд удержится на железе, прилипнет. Но мигом попадёт в кровь, стоит только полоснуть.
— Князь едва протянул сутки. А сколько бы выдержала женщина или маленький ребёнок?
Мизгирь поглядел на мурманина из-под мохнатых седых бровей, уже догадавшись, к чему клонит князь, о ком вопрошает. Олег столь же испытующе рассматривал волхва сверху вниз.
— Если ты спросишь меня, как бы я потравил ребёнка… — продолжил Мизгирь.
— Годовалого, волхв! Всего лишь годовалого!
Волхв умолк. Дышал тяжело, будто мгновенье назад сам волкобоя испробовал.
— Видел ли ты, как славянские жёнки успокаивают своих ребятишек? — наконец сказал он.
— Укачивают? — спросил Олег.
— Не только. Они крошат хлеб в молоко и отжатый мякиш заворачивают в тряпицу. Это и называется жамкой. Бывает, и двух лет детишки — а сосут с тем же удовольствием, что и груднички.
— Но молоко, Мизгирь?! Оно же сворачивает яд!
— Стало быть, волкобой нужно развести в воде. Слабенько так, чтобы действие было медленным, но верным. Безотказным, — пояснил волхв.
Олег побледнел ещё сильнее и спросил:
— А что в таком случае с матерью приключится?
— Это, княже, зависит от того, насколько молода и здорова.
— Во всём Новгороде не нашлось бы другой крепче её, — выпалил Олег. Осёкся, но всё-таки продолжил: — Моей сестре… и жене усопшего князя не вышло и тридцати пяти. Едвинда была сильна и духом, и телом — таких жён у нас за морем называют валькириями. Ради любви к Рюрику она оставила прежнее мужское ремесло. Моему племяннику только второй год пошёл. Он умер в тот же день, она — на седьмице.
— Прости, князь! Я уже и сам догадался, о ком спрашивал. Но это твоя тайна.
— Теперь, и покуда я не скажу, она и твоя, старик! Ты понял? — Олег поглядел на Мизгиря, но волхв не смутился, очей не отвёл, встретив этот
