Глава 18. Затон
Шею пронзила дикая, непереносимая боль. Будто осатаневшая от голода металлическая крыса вдруг спрыгнула откуда-то сверху мне на плечо и вцепилась в меня нержавеющими челюстями.
Я упал на землю, вцепившись одной рукой в шею, и завыл (автомат, однако же, не выпустил.).
— Руку ему, р-руку, Малышев! Руку от горла оторви! — заорал Гетьманов.
Сержант, шедший рядом, вцепился в меня каким-то хитрым спецхватом, так что в первый момент мне было не ясно: хочет ли он отодрать мне руку от шеи или просто решил сломать ее к такой-то матери?
Вдруг он отшатывается и начинает орать еще отчаянней меня, с привизгом, тонко-тонко, будто его режут во дворе китайского ресторана на мясо по- сычуаньски тупой бамбуковой пилой.
— Оттаскивайте их! Капитан! Не туда! За ноги!
Вертолет, окатив всех нас воздушной волной, резво стартовал. Вольнонаемному парню наши вопли — знак сматываться, ничего больше, просекли?
Меня, как труп, тащили куда-то за ноги, а под черепом пылала, перекатывалась, раскаляя каждый нерв, убийственная боль. Гетьманов, не чинясь, вмазал мне под глаз, потом еще разок — под дых.
Сильный, сукин сын! И это кабинетный ученый, называется! Потом я почувствовал, как он срывает мою флягу, отводит мою ладонь, зажимающую страшный укус на шее, и льет на рану ледяную воду. Стало малость полегче.
— Антидот надо скорее, а так вся кожа спечётся, — бормотал Гетьманов, перебегая от меня к сержанту, которого заламывал Осипенко.
— У меня есть антидот! — ору я ему. — В рюкзаке у меня!
И как могу быстро выпутываю руки из лямок.
— Да тихо же ты, мать твою! Товарищ сержант, я тебе, козлу, приказываю…
— у-у-у-у-у-у-у-у! — отвечал ему Малышев.
Хряск! Хряск! Хряск! Сначала в глаз. Потом — под дых!
Опробованная метода у Павла Готлибовича!
— Где химантидот?! — кричит ученый. — Есть?!
Перед глазами плывет. Судорожно раскрываю шмотник.
Где? А-а-а-а! До чего же все-таки больно!
Хочется закрыть глаза, сжать шею, сжать голову и вновь кататься по земле, никого к себе не подпуская.
Вот он, родимый.
— Держите! — протягиваю шприц Гетьманову.
Жало, но теперь целительное жало, вновь вонзается мне в шею!
— Половины шприца тебе хватит, — деловито бормочет Гетьманов. — Заживет, не спечется. А половину, уж извините, вкачу сержанту. Если не возражаешь.
— Конечно, не возражаю!
Тем временем мне легчает… Мать твою, и в самом деле легчает! Как хорошо…
Слышу, сержант тоже перестал биться в руках у Осипенко, знать, и ему дозу вкатили.
— Что это было… т-товарищ капитан?
— Чтоб я знал.
— Спешная, непродуманная подготовка спасательной экспедиции, вот что это было. Ну, Малышев, вы теперь по гроб жизни обязаны нашему гостю.
