Гетьманов встал как вкопанный.
— Так. На вертолет мы уже не попали. Стоит, не знает, куда нас вести.
Тяв!
— Готов, голубчик…
Сейчас же падает один из «лощеных» стрелков с дырой в виске. Его роскошный бельгийский автомат тонет в обычном русском болоте.
— Ложитесь. Мне надо подумать, — велит нам Гетьманов.
Мы подчиняемся. Франсуа что-то зло бросает ему на своей лягушачьей мове.
Со стороны бандюков раздаются автоматные очереди. «Долговец» поливает почти невидимого врага ответным огнем.
Тяв!
Больше у них нет снайпера.
Третий снаряд гаусс-пушки бьет в сходни. Р-р-рав!
Больше и у нас нет снайпера…
Очередь из крупнокалиберного пулемета поднимает в метре от меня веер земляных фонтанчиков.
— Слушайте меня! — поднимает голову от земли Гетьманов. — Уйти нам не дадут. Но на Затоне есть позиция, где мы сможем обороняться, пока не появится связь. А там, я надеюсь, и помошь придет. Давайте… за мной… обратно через все эти железяки… Вперед.
Сварная будка вздрагивает от прямого попадания и с диким скрежетом распадается — канониры гаусс-пушки, как видно, решили, что там может скрываться кто-то из нас.
— Бежим! — кричит Гетьманов.
Мы несемся за ним. Нас осталось пятеро. Автоматные и пулеметные очереди вспарывают старое железо, пули с воем отскакивают от труб, свинец рикошетит в воду, жарит по кустам, уходит в небо.
— Быстрее!
Мы уже миновали опасную зону, нас уже скрывает от бандюков болотный кустарник. Вдруг еще один иностранец в экзоброне падает в грязь с простреленным черепом. Срезала его шальная пуля, выпущенная наугад…
Гребаный Франсуа, пузатенький френч в попсовых очочках, бросается, как коршун, к телу стрелка, срывает рюкзак, роется там… Да какого буя? Жить надоело?
— Надо его подождать, — останавливает нас Гетьманов.
Наконец этот петух французский вынимает из рюкзака сверток и догоняет нас. Видно, что сверток тяжелый и бежать брюхану приходится с напрягом. Пот катится по роже, как дождевые капли по ветровому стеклу. Он живо отстает.
Тогда Гетьманов разворачивается и тараторит что-то неведомое. Франсуа отвечает ему парой слов, он вообще едва говорит, чуть не падает.
— Забери у него. И постарайся сберечь. Это важно. Для
Франсуа мотает башкой, нет, какого хрена, мол, это мое…
Малышев молча вырывает у него сверток, а Гетьманов бросает две фразы по-французски, и очень понятная у них интонация: «Не кипешись, потом отдадим, а сейчас жизнь дороже».
Мы взбиваем тину, перебегаем по сухим участкам, пригибаясь, слышим короткие злые очереди за спиной и отвечаем на них своими короткими злыми очередями.
— Осторожно! — кричит Гетьманов. — Здесь надо очень осторожно! След в след.
На бережке щелкает на нас гляделками некрупный рак-гороскоп. А рядом с ним — фляга, кем-то забытая и в блин расплющенная гравиконцентратом.
— Осторожно, — повторяет Гетьманов. — Он ветвистый.
Слева от нас — старый катер и моторная лодка, брошенные хрен знает когда. Причем лодка уже почти рассыпалась, так, одни контуры видно, дерево сгнило к херам, а катер ну новехонький, муха не сидела. И даже мотор в нем порыкивает. Такое вот чудо Зоны!
— Не ближе… пяти шагов, — хрипит Гетьманов.
Он выдохся. И долбаный Франсуа тоже выдохся, только еще хуже. Этот едва копыта переставляет. И его точно пристрелят. Догонят и пристрелят, он не уйдет — уже ясно.
— Кто он вообще? — спрашиваю сержанта.
— Генеральный поисковик команды «Пополь». Через него все наши деньги…
— Стой… — негромко командует Гетьманов. — Вот что, молодые люди…
Генеральный поисковик падает в грязь, не дойдя до нас десятка шагов. Ворочается в грязи, подымается, падает… Потом встает на четвереньки и все-таки бредет к нам.