ветер в голове забродил. А чужой вроде уж и лыка не вяжет.
Ну, думает журналист, настал момент.
— А вот ещё, — говорит, — я интересуюсь, как это у вас получается нашим людям предвечные радости дарить? Что за секрет такой? Не расскажете ли?
— Расскажу, — отвечает чужой. — Обязательно расскажу.
И голову на стол уронил.
Журналист его посадил обратно, по щекам легонько похлестал. Тот вроде очухался.
— Всё дело, — говорит, — в книге. Если в эту книгу чьё имя записать задом наперёд — всё самое заветное у того человека сбудется. До самой последней смерти. А сейчас, — говорит, — извините, малость проветриться надо мне.
Поднялся чужой и ушёл, шатаясь.
Журналист книгу со стола дёрнул. Всё, думает, моя теперь книга. И счастье моё теперь.
А книга будто привинчена. Не отрывается.
Журналист в азарт вошёл. «Ну, ничего. Сейчас имя своё туда впишу. А чужому пожелаю, чтоб немедленно под машину попасть. Да насмерть. И все дела».
Распахнул книгу наугад. Думал, будут чистые страницы — а там жирными буквами неясные слова напечатаны. Одну только фразу успел взглядом выхватить:
«Он не знал, что делать, и бежал, оставляя позади себя огороды и задворки усадеб».
Журналист обратно книгу захлопнул. Зажмурился, в ладони лицо сунул, будто маленький. Страх его взял отчего-то.
«Может, — думает, — и правда убежать».
Пересилил он страх, открыл глаза — нет книги. Пропала.
На скатерти ж будто северное сияние гуляет. А под ним — Райская Москва живёт. Девушки с косами вокруг головы сидят по бульварам, сложив руки на коленях. В метро люди друг другу стихи читают. Фонтаны красным вином бьют.
До утра глядел журналист на скатерть, не мог оторваться.
Вечером после работы опять в кафе пришёл, сел за столик — да, искрится Райская Москва.
Так с тех пор и ходит. Спился совсем, людям в глаза смотреть не может, а ходит.
Чужой же и вправду из посёлка насовсем исчез.
Золотой петушок
В одном посёлке городского типа жил человек — богатый, да больной.
Верней, не жил, а умирать туда переехал. В посёлке ведь и проживать не очень неудобно, и умирать хорошо. На воздухе, посреди птичек.
Уже и не работал он на своё богатство. Деньги в банке держал и процентом кормился.
Вот совсем ему плохо стало. Ноги отнялись, руки скрючились. «Помру сейчас», — думает.
Тут является ему Николай Чудотворец и говорит: «Завтра с утра иди в деревню. Живут там три брата с матерью. Выпроси мать у братьев, посели к себе и ухаживай. Может, и здоровья прибудет».
Утром проснулся человек — вроде отпустило малость. Ходить можно.
Отправился в деревню.
Пришёл. Видит, у самого леса трёхэтажный дом стоит. Первый этаж мраморный, второй гранитный, третий кирпичный. И крыша остренькая, со шпилем.
А рядом конура — не конура, так, сарайчик дощатый, окно в решёточку.
Входит человек в дом — на первом этаже старший брат с женою сидят, борщ из хрустальных тарелок хлебают.
Поднимается на второй этаж — там средний брат с женою сидят, вино из разноцветных бутылок пьют.
Поднимается на третий этаж — там младший брат, холостой, сидит, курит, изо рта дымом фигуры выпускает — то зайца, то белочку.
Спустился человек вниз, говорит старшему брату:
— Здравствуй, хозяин. А не живёт ли с тобою старушка какая?
— Как же нет? — отвечает старший брат. — Мать живёт. У ней дом свой деревянный рядом.
Выходят на крыльцо — а у сарая на брёвнышке бабушка сидит в лохмотьях и тюрю из тазика ест.
— Отдай мне её, — просит человек. — Я её кормить буду.
— Отдать не отдам, — отвечает старший брат. — Живая душа всё ж таки, не мешок картошки. А за деньги продам, пожалуй.
— А много ли стоит она?
— Сто тысяч дашь — мать твоя. Я на шпиль давно хотел петушка золотого прицепить. Вот, повешу.
