локон выбился из-под шлемофона, на нем висела капелька пота. Ее руки сжимали рычаги до того, что побелели костяшки пальцев, словно часть своей силы она хотела передать стальной машине.
Командир через триплексы командирской башенки осматривал поле боя.
— Справа на семь минут — съезд. Давай к нему!
Приказ был принят и выполнен. Танк пополз по крутому склону. В перископы экипаж, находящийся в башне видел, что вслед за ними свернуло еще три танка.
На площадке за кустами стояла вражеская батарея САУ. В лобовой атаке у «КВ» просто не было ни малейших шансов — снаряд трехдюймовки не брал броневую шкуру самоходок. Но сейчас положение менялось. На ходу, когда машина противника почти заполняла прицел, Лешек дал залп.
— Снаряд, коллега!
Рядом с танком обрушился фугас. Якут зашатался и осел, сполз по горячей танковой броне. Из-под шлемофона текла тоненькая струйка крови.
— Снаряд! Ну же, быстрей, — не отрываясь от окуляра, требовал Лешек.
Тогда Пассажир прополз со своего кресла назад, достал из боеукладки снаряд. Вбросил в ствол, закрыл затвор. Идущие вслед за «кавэшкой» танки стреляли, неповоротливые самоходки поворачивались, били в ответ.
«Фердинанд» торопливо выстрелил в КВ-1С. Снаряд дал недолет, подняв облако пыли. Оно сокрыло танк противника. Лешек выстрелил в марево, что-то громыхнуло в нем, сверкнула будто молния:
— Есть! Попал!
Тут же машина, ведомая Татьяной, врезалась в бок «Ягдпантеры» и стала толкать к обрыву. Башня «кавэшки» повернулась, и Лешек выстрелил по самоходке рядом.
Т-54 попытался таранить «Фердинанд», но лишь прижал тот к скале, стеснил движение. Радист «Т-54» расколол эфир криком:
— Стреляй в направлении меня!
Его танк тут же взорвался, и тотчас множество снарядов упали вокруг.
Этот клочок поля боя остался за КВ-1С.
— Мы их подбили! — кричал Командир. — Теперь не они лучшие, а мы! Поехали дальше, а то без нас не управятся.
— Вперед! — в запале боя кричал Пассажир.
Приказы не обсуждались.
Все дороги стекались на равнину. Вдалеке видны были Ворота в Царство Божье, из которого появлялись новые и новые танки. Где-то рядом с ними был маленький съезд — ненужная и полузабытая дорога к морю.
Две стальные лавины столкнулись, залпы слились в сплошной гул, от которого дрожали земля, небо, казалось, даже двигались холмы.
Замолчала божественная артиллерия — танки вошли в боевое соприкосновение, смешались, и появилась вероятность попасть по своему танку.
Убогую «кавэшку» спасало то, что машины поднимали облака пыли, и рассмотреть что-то за сто метров уже было невозможно. Когда видели ее — с нее тоже успевали увидеть противника, а потому — уйти за подбитую машину, скрыться за дымовой завесой.
Но все равно приходилось несладко. Осколки градом стучали по корпусу, воздухоочистители давно забились и лишь гоняли дым.
Осколки градом стучали по корпусу.
— Господи, — кричал Пассажир, — Господи, если ты меня слышишь… Если ты существуешь…
Он думал — в этом грохоте никому не расслышать его неумелую молитву.
Но внезапно он услышал спокойный голос Лешека:
— Бог есть. Но он — в другом танке.
То, что в облаках пыли сначала показалось холмом, на самом деле было чудовищной боевой машиной — танком высотой под дюжину метров. Самые большие танки, с которыми «кавэшка» начинала бой, выглядели несерьезно. Даже для бога, более-менее всемогущественного, создание такого гиганта выглядело как расточительство.
— Что это? Что, я вас спрашиваю? — кричал Командир. — Вы же говорили: никакого неконвенционного оружия!
— Это «Крыса», коллега. «Ratte». Танк последней надежды фюрера. Формально — все в пределах правил.
— Но это все равно несправедливо!
— У богов своеобразное понятие о справедливости и равновесии.
Танк бога двигался медленно, но в неразберихе не все успевали съехать с его дороги, и тяжелые танки под его гусеницами давились, словно детские игрушки.
— Ничего! Ничего! Надо сбить с него гусеницу! — кричал Лешек, наводя орудие. — Надо с него сбить гусеницу. А потом дать координаты нашей артиллерии. Танк большой — не промажут! Снаряд!
Лязг затвора. Выстрел! Горячей птицей летит снаряд, оглушает колокольный, почти музыкальный звон гильзы.
