распоряжению его светлости генерал-губернатора Новороссийского графа Александра Федоровича Ланжерона желающим отправиться за границу, в княжества дунайские, в Яссы выдавались паспорта. Таких сразу набралось более полутора тысяч человек…
Оживление, охватившее жителей греческого происхождения, не могло не обратить внимание юнкера. Еще осенью 1820 года от одного знакомого Николай Раенко узнал, что в Измаил прибыл из Петербурга генерал-кавалергард князь Александр Ипсиланти со своими тремя братьями гвардейскими офицерами – Димитрием, Георгием и Николаем.
Все братья Ипсиланти являлись не только офицерами русской армии, но и патриотами Греции, мечтавшими видеть свое отечество свободным от иностранного ига.
Историю их рода знал каждый грек. Семья Ипсиланти дружила со знаменитым революционером Ригасом Велестинлисом, отдавшим жизнь за свободу родины.
Ригас Велестинлис служил когда-то секретарем у деда Александра Ипсиланти. В 1798 году отец Александра – Константин Ипсиланти, будучи великим драгоманом,[42] рискуя жизнью, безуспешно пытался спасти Велестинлиса.
На формирование революционных взглядов Ипсиланти оказала большое влияние свободолюбивая часть русского офицерства, мечтавшая покончить с самодержавием в России.
Сражаясь в Отечественной войне 1812 года, Александр Ипсиланти проявил большое мужество и отвагу. В бою под Дрезденом в августе 1813 года у него ядром оторвало правую руку.
Греческое население России гордилось подвигами своего соотечественника, ставшего генерал-майором русской армии, – Ипсиланти не зря в наших краях появился. Большой разговор в Измаиле состоялся, – сказал однажды в кофейне Николаю Раенко приехавший из Бессарабии греческий купец.
Это известие показалось юнкеру стоящим внимания. На севере Греции, как он уже давно знал, несколько месяцев султанские войска без успеха пытались усмирить восставшую Янину…
И сегодня, когда Раенко, проезжая по городу, повсюду видел на базарах, на улицах у лавок греков, собравшихся кучками, что-то горячо обсуждавших, он сразу понял, что случилось долгожданное… Взволнованный своей догадкой, он пришпорил лошадь и помчался к дому градоначальника. Здесь также собрались греки. Увидев в их толпе высокого с пышными черными бакенбардами знакомого негоцианта Григориоса Мараслиса, Раенко остановил коня, спешился и направился к греку.
– Ну, говори! Началось, наконец-то? – крикнул Николай и обнял знакомого.
Григориос молча сверкнул глазами и приложил палец к улыбающимся губам. Его товарищи, что стояли рядом, тоже еле сдерживали свою радость.
– Понимаю. Конспирация… Ну, ты мне хоть на ухо скажи.
Грек, по-прежнему улыбаясь, обменялся многозначительным взглядом с товарищами. Потом решительно взял под руку Раенко и отвел его в сторону.
– Ипсиланти поднял восстание… Поднял! – сказал он шепотом.
И уже не имея сил удержаться, рассказал подробности: еще 22 февраля славный генерал Александр Константинович Ипсиланти тайно с братом и двумя слугами перешел по льду реки Прут русскую границу. Там, на берегу, его восторженно встретили две сотни конных повстанцев. На другой день в Яссах Ипсиланти опубликовал воззвание ко всем грекам, томящимся под игом султана Османской империи. Он призывал поднять вооруженное восстание против поработителей.
27 февраля в Яссах у церкви трех святителей на торжественном молебне благословили знамена и саблю Александра Ипсиланти…
– Мщение волку за угнетение агнца! – выкрикнул старый карбонарский девиз Раенко.
Он обнял грека и, вскочив на лошадь, помчался галопом к друзьям с доброй вестью.
VIII. На обрыве
Известие о греческом восстании быстро распространилось по всему миру. Передовые свободолюбивые люди встретили восстание греков с надеждой и радостью В Западной Европе в ряды защитников греческой свободы сразу стали прославленные поэты – Беранже, Шелли, Байрон.
Представители демократической общественности видели в греческом восстании вдохновляющий пример борьбы против реакции.
Недаром восстание греков встретило бешеную ненависть к повстанцам со стороны монархистов всех мастей. Князь Меттерних, австрийский канцлер, лидер Священного союза, предложил «християнишим» правителям европейских великих держав помочь султану расправиться с восставшими.
Известие о восстании греков вызвало бурю восторга всех слоев населения России. Недаром сам Александр должен был скрепя сердце признать, что из всех русских он один противился оказать помощь восставшим.
Многие русские люди, в первую очередь военные – генералы, офицеры, солдаты – с нетерпением ожидали приказа царя – выступить с оружием на поддержку повстанцев.
Генерал-лейтенант Михаил Орлов, командующий 16-й дивизией, расположенной в Кишиневе, писал А. Н. Раевскому: «Ежели б 16 дивизию пустили на освобождение, это было бы не худо. У меня 16 тысяч под ружьем, 36 орудий и 6 полков казачьих. С этим можно пошутить. Полки славные, все сибирские кремни…» Многие мечтали отправиться на помощь братскому народу добровольцами, и они как сторонники немедленной войны против Османской империи надеялись, что победа над султаном, его свержение, освобождение греков сокрушит и самодержавие в России.[43]
Готовились отправиться добровольцами в Грецию и будущие декабристы-офицеры Иван Якушкин, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Петр Каховский, братья Поджио, братья Борисовы и другие. Иван Завалишин стал изучать греческий язык, надеясь, что русскую армию скоро двинут на помощь грекам. Восторженно приветствовал восстание греков находящийся тогда в Кишиневе Пушкин. В Москве и в Одессе даже распространились слухи, что поэт отправляется; волонтером в войска Ипсиланти.
Даже представители официальных властей в России, несмотря на отрицательное отношение царя к греческому восстанию, набрались смелости делами оказывать помощь повстанцам. Так, например, австрийский шпион доносил своему правительству, что «…общество, которое создано в Одессе *, снабжает
