Кладообразователи любят оставлять различимые для понимающих людей знаки. Тот, кто эту дорожку мостил, даёт нам указание, что мы идём по верному пути. Ты как считаешь?
– Тебе виднее, – вздохнул Вадик, пытаясь отжать на себе одежду. – Ты следопыт, ты и ищи.
– Ну, ладно, – я поудобнее перехватил молоток и внимательно исследовал выемку. – Начнём, благословясь.
Первые же удары по натёчной коре дали понять, что Фортуна не оставляет меня своей милостью. Стена дрогнула и отозвалась металлическим гулом, на пол посыпался отбитый кальцит, а в луче фонаря тускло блеснула изрубленная непонятными значками жёлтая поверхность.
– В масть! – Я прильнул к обнажившемуся металлу. – Золото. Вот оно! В этой местности было золото, и я его нашёл!
Компаньоны стиснули меня плечами, торопясь дотронуться до жёлтой стены.
– Мой отец погиб не зря, – прошептал Вадик.
– Вот оно, золото шаманов! – я активно заработал молотком, скалывая наплыв.
Постепенно нашим глазам открывалась ошеломляющая картина: полукруглая стена высотой чуть более полутора метров, сделанная из чистого золота. От ударов она вибрировала и гудела, словно огромный ритуальный гонг.
– Да она вся золотая! – воскликнул Вадик, скользя по неё ладонями. Под его ногами захрустел известняк. – Настоящее, чистое золото!
– Надеюсь, – я отступил на шаг, наслаждаясь великолепным зрелищем стены из благородного металла. Кто-то вделал в камень две большие пластины, составляющие половинку окружности. А за ними… Что могло быть за ними? Древние эвенки владели обработкой металлов, так что Золотые Врата могли скрывать целый пантеон языческих богов, изготовленных, надо полагать, из того же материала. – Кажется, мы нашли подземный храм.
– Здорово, – пробасил Слава, хлопнув меня по спине. – Я знал, что ты дороешься!
Друзья были в припадке кладоискательской эйфории. Вадик елозил на коленях перед Вратами и едва их не целовал. Слава радостно скалился. Кажется, он ещё не совсем врубился,
Мы стояли и смотрели, наслаждаясь первозданной красотой храмовых ворот, словно созданных природой, как всё в этом чудесном зале. Слава курил сигарету за сигаретой. Вадик с идиотской улыбкой сел на кучу известковых обломков. Я опустился на корточки и рассмотрел выбитые резцом значки на поверхности створок. Рисуночки напоминали пиктограмму, только смысл её был неясен.
Пиктографическое письмо вообще-то для того и предназначено, чтобы один не слишком обременённый умом человек быстро понял, что хочет сообщить другой обладатель примитивного разума. Оно возникло во времена неолита и до сих пор встречается у некоторых племён, затормозившихся в развитии на первобытном уровне. Местные оленеводы широко использовали его ещё в двадцатых годах. Не исключено, что это самый древний образец письменности народов Севера. А уж об уникальности и говорить не приходится.
Я поймал себя на мысли, что только сейчас догадался оценить находку. Должно быть, во мне стал преобладать учёный, если я до сего момента не задумался, что «образец письменности» может стоить бешенных денег. Впрочем, холодный расчёт не заглушил научного интереса. Не астрономические суммы витали у меня в голове, а догадки, что может находится за этими дверьми. Вратами. Золотыми храмовыми Вратами…
И тут до омерзения знакомый голос вернул с небес на землю:
– Значит, сумели уложиться в срок, Илья Игоревич.
Полковник Проскурин собственной персоной осквернил крошечный островок счастья. Погружённый в раздумья, я и не заметил, как мусор возник здесь. Никто не заметил, даже Слава, который проникся значимостью находки.
– Как видите, – сказал я, – как видите.
– Вижу, – с некоторым изумлением ответил Проскурин. Появился он не один: хозяина сопровождал верный пёс Лепяго и Доронин, совершенно остолбеневший. – Что это за полукруг?
– Напоминает дверь в потайной ход, – угодливо подсказал Андрей Николаевич.
– Сам вижу, – недовольно откликнулся Проскурин и пристально посмотрел на меня. – Открыть пробовали?
Я покачал головой.
Лепяго ужом проскользнул между нами и приник к Вратам, подсвечивая аккумуляторным фонарём.
– Значит, разделяется на две половинки, – бормотал он, хлопоча над стыком. Директор изучал экспонат своего музея. Меня аж зло взяло – для него Врата не представляли материальной ценности. Похоже, ему даже в голову не приходило, что им может быть уготована иная участь, нежели целомудренно украсить новую экспозицию.
Андрей Николаевич выпрямился и сообщил хозяину авторитетное заключение:
– Ничего подобного я до сих пор не видел. Могу только предположить, что эти пластины имеют культовое значение. Характерно, что народы Севера не знали дверных петель. Это, так сказать, некая заслонка, как в русской печи, только ручка отсутствует. Непонятно также, для чего понадобилось резать её пополам. Вот здесь на стыке первоначально нанесённый рисунок разделён…
– Чтобы в пещеру заволакивать удобнее было, – неожиданно буркнул Слава, которого говорливый Лепяго заметно угнетал.
– Да? И в самом деле, – обрадовался тот. – Это, надо сказать, любопытное предположение.
Проскурин долго и тщательно изучал Врата. Он даже постучал по ним кулаком, вызвав продолжительный гул, ушедший в глубину расположенного по другую сторону ворот пространства. Затем шумно посопел и вперил в меня буравящий взгляд раскосых чёрных глазок.
– А вы что обо всём этом думаете, Илья Игоревич?
Я не стал скрывать, что я думаю.
– Надеюсь, что как только мы распахнём двери подземного храма, нашим глазам откроется ошеломляющая картина: груды необработанных якутских алмазов, принесённых дикарями в дар своим богам, золотые пластинки и статуэтки загадочных животных, достойные украсить любой крупный музей, и всякие иные изделия, выкованные древними мастерами, являющиеся подлинными шедеврами искусства народов Севера.
У компаньонов аж слюнки потекли. Лепяго немного скуксился, поняв, что над ним смеются, а Проскурин весь подобрался и в глазах у него загорелся настоящий кладоискательский азарт. Моя пламенная речь его проняла. Более не сдерживая нетерпения, хозяин приказал:
– Открывайте!
Доронин приволок в охапку кайло и пару ломов, и мы принялись бережно оббивать с краёв известняк, зацементировавший место соединения металла с каменным монолитом. Андрей Николаевич суетился вокруг, тюкая молоточком.
– Осторожнее, не попортите, – приговаривал он.
Однако, мы и без его советов чистили аккуратно, ни разу не попав по Вратам. Не знаю, сколько это продолжалось. За работой теряешь чувство времени, а под землёй оно вовсе летит незаметно. Наконец, всё было кончено. Мы отступили, утирая пот.
Утомились, между прочим, изрядно. Попробуй-ка, помахать
