Касательно дальнейших взаимоотнощений с клерком «Светлого братства» у меня имелись некоторые планы.
Остановившись ненадолго у магазина, где я прикупил всякой всячины, Слава высадил меня у парадного и направился домой – развлекать женщин, для чего имелся клюквенный «Полар». А я потопал проявлять сыновью заботу.
Дав серию звонков – четыре коротких – наш семейный сигнал, я изобразил на лице чистейшую радость. Мимические мышцы, привыкшие за последнее время к совершенно иным гримасам, повиновались неохотно.
– Здравствуй, мама! – я шагнул через порог, шурша магазинными пакетиками.
– Здравствуй, сынок. Почему один, где Мариночка?
– Дома, – я лучезарно улыбался, не уточняя, у кого именно и по какой причине находится супруга. Незачем расстраивать маму, – а я ездил по делам и на обратном пути, повинуясь спонтанному побуждению, завернул к тебе, минуя свои пенаты… Да и просто хотелось пообщаться с тобой, мама, без лишних глаз.
– Мариночка тебе не чужая, – строго заметила мама, всегда стоящая на страже интересов жены, но я знал – случись что, она обязательно примет мою сторону.
– Но ты гораздо роднее.
– Вы, часом, не поругались? – маминой подозрительности не было предела.
– Часом, нет. Серьёзно, нет, – заверил я. – Просто мне хотелось придти домой, а не как в гости.
Мы обнялись, мама понесла на кухню магазинные пакеты – готовить ужин, а я отправился в свою комнату.
В уголок детства. Здесь каждая вещь напоминала о далёкой жизни, кажущейся теперь светлой и безмятежной. Детство всегда кажется радостным, хотя оно на самом деле не самая счастливая пора. Детство, юность, небольшой период после окончания Университета… Пока я не нашёл крупный клад, на который смог купить и обставить своё нынешнее жильё; за который по навету подельника получил срок. Потом были другие находки, завелись деньги, я обрёл самостоятельность, о чём долго мечтал, только вот безмятежность исчезла. Кладоискательский фарт положил ей конец. «Crescentem sequitur cura pecuniam» [11] Появились заботы, богатство требовало защиты и пришлось лить кровь. Сокровища испокон веков омывались ею и, возжаждав их, я оказался втянут в бесконечный круговорот. «Чёрная археология» – монета о двух сторонах. Об изнаночной как-то не особенно задумывался, когда начинал рыть могильники. За несколько лет сие занятие здорово изменило меня. Кем я стал? Сражающимся за выживание уркой под девизом: умри ты сегодня, а я завтра? Гнетущая картина. Со стороны глядеть на себя всегда неприятно, но полезно. И хорошо, когда есть такие вот заповедники детства, где сделать это гораздо легче, нежели в привычной обстановке.
Интересно, отказался бы я от своего первого крупного клада, если бы знал, к чему это приведёт?
Улыбаясь, я приблизился к книжному шкафу и не торопясь провёл пальцем по корешкам двадцатитомника «Археология СССР с древнейших времён до наших дней». Пыли, надо заметить, на них не было – налицо мамина забота. Она всегда приветствовала моё увлечение историей, тягу к которой я испытываю с малых лет. В детстве я был буквально захвачен Римской Империей, интерес к ней доходил до фанатизма; я ведь до сих пор иногда думаю на латыни. Нет, не стал бы я отказываться от этой сучьей жизни, до которой докатился, гонимый кладоискательской Фортуной. Видимо, «чёрная археология» всё же мой путь, на который я даже не становился – он сам избрал меня. Словно я был рождён для того, чтобы копать и находить. Такова моя судьба, и я пройду этот путь до конца.
– Чем занимаешься, сынок?
Мамин голос вывел меня из раздумий.
– Cogito, – ответил я. – Ergo sum. [12]
– Один умный человек, академик, говорил: «Мыслю, тем и существую», – мама понимала мою латынь, хотя и относилась к ней с долей иронии, как к причуде любимого чада. – А у тебя как дела обстоят с наукой?
– С наукой, – ответил я, – у меня дела обстоят хорошо. С наукой мы дружим.
– И всё? – разочарованно спросила мама.
– И всё, – подтвердил я. – В более тесные отношения с теорией мешает вступить огульное увлечение практикой. Ты же меня знаешь.
Я помог маме накрыть на стол. Она как-то удивительно быстро ухитрилась обернуться со стряпнёй. Получилось обильно, красиво и вкусно. После ксениной «коммуналки» вдвойне приятно было оказаться в родной, милой сердцу домашней обстановке. Я немного пожалел, что Маринка лишена сейчас этого удовольствия, но втайне радовался – на нашем маленьком семейном празднике она была бы лишней.
– С маринкиной роднёй я теперь на дружеской ноге, – похвалился я своими успехами в области семейной дипломатии.
– Это правильно, – тёщу с тестем мама видела только на нашей первой свадьбе. Её они наверное представлялись кем-то типа австралийских антиподов или другого, малоизученного по причине крайней изолированности народа. – Надо будет собраться нам всем вместе. Какой праздник ближайший?
– Новый год, – буркнул я.
Устраивать посиделки не хотелось, чтобы не загружать маму новыми моими проблемами, которые обязательно всплывут при разговоре с родственниками. А молчать они не будут, домашний Колизей произвёл слишком сильное впечатление, чтобы не поделиться им с матерью шоу-мэна. «Вон какой у вас сынок, настоящий гладиатор! – Гладиа-атор?! Надо же, как интересно. Ну-ка, ну-ка, сынок, поделись секретом.» Нет уж, дудки! Ни о каком ристалище мама не узнает. Я и так доставил ей немало хлопот.
– И всё же так нельзя, Ильюша, – с мягким укором сказала мама, – они ведь наши родственники, а я их даже совсем не знаю. Надо позвонить им, вместе обсудить, когда мы встретимся. Можно пригласить в гости к нам.
– Надо будет как-нибудь, – туманно ответил я.
– Тогда зачем откладывать в долгий ящик, звони сейчас, – предложила мама. Она не знала, на что меня толкает.
– После десяти вечера – некультурно.
– Ещё не вечер, – кинула взгляд мама на часы, предательски тикающие на стене. – Иди, звони сейчас, тогда успеешь сохранить приличия. Ты ведь без понуканий никогда не соберёшься.
– Ох, всё из-под палки, – вздохнул я и поплёлся в прихожую, где стоял телефон. Отговорок мама не принимала, упрямство у нас – черта наследственная. Пусть будет как ей угодно. Повинуюсь. Уговорю потом Валерию Львовну не распространяться о побоище. Надеюсь, поймёт.
Трубку снял тесть.
– Илья? Хорошо, что вы позвонили.
Голос его был полон энтузиазма. Мне это не понравилось.
– Я не поздно? – выразил я готовность немедленно прервать связь.
– Нет-нет, нормально, – затараторил Анатолий Георгиевич. – Что-то я вас долго не могу найти. Звоним вам, звоним, никто не отвечает.
– Мы с Мариной переехали погостить, – доступно намекнул я. – Ну, вы понимаете, в связи с тем случаем…
– Скрываетесь, – обрадовался тесть. – Осмотрительно, хвалю. Даже не буду спрашивать, в целях конспирации, у кого.
Доктор наук дорвался до игры в шпионов и теперь резвился как ребёнок. Слушать его лепет было невыносимо.
– Я вот по какому поводу звоню, – стараясь оставаться вежливым, начал я. –
