помогало ему побеждать.
Преодолевая озноб, я тихонечко слез с кровати и подошёл к стоящей в углу сумке, в которой лежали Доспехи Чистоты. Чем они так привлекли арийцев?
Осторожно, чтобы не разбудить Маринку, я освободил от сумки латы и разложил на полу. Присел на корточки и бережно провёл пальцем по массивным кованным пластинам. Даже на ощупь Доспехи Чистоты казались чем-то исключительно надёжным, крепким, по- старинному добротным средством защиты. Хотелось надеть его и почувствовать себя в безопасности.
Я с трудом подавил искушение. В темноте Доспехи дарили мне откровение. Раньше, когда я поднимал их с изголовья захоронения чудо-богатыря, держал дома, чистил от могильного праха, стремления облачиться в них как-то не возникало. Доспехи были экспонатом, предназначенным на продажу. А товар – он и есть товар: несмотря на впечатляющую легенду и экзотическую обстановку, при которой был найден, он продолжал оставаться предметом торговли, не возбуждая ровным счётом никаких чувств. Теперь это барыжное оцепенение прошло. Я улыбался, трогая Доспехи. Они словно излучали первозданную мощь, и я отлично понимал смелость древних викингов, безудержно прущих на врага под защитой подобных лат. В них можно было сокрушить кого угодно.
Даруя неуязвимость, Доспехи Чистоты звали на ратные подвиги.
– Илья!
Я оглянулся.
– Ты чем там занимаешься? – послышался из темноты голос Маринки.
– Чем я занимаюсь?
В самом деле, разглядывание Доспехов во мраке ночи – действо более чем странное. Как доступно объяснить жене, что я проснулся и захотел подумать? Сходу это сделать проблематично. Я не стал заниматься ерундой.
– Сейчас иду, – придвинув Доспехи (а они, надо сказать, тяжёлые – килограммов двадцать) к стене и накрыв их шторой, я скользнул к Марине под одеяло.
– Ты чего встал?
– Клопы кусают, – для пущей достоверности я поскрёб ногу.
– Меня тоже заели, – пожаловалась Маринка. – Надо будет Ксюхе дезинфекцию провести. Спрашивается, куда она смотрит, медик всё-таки.
– Надо будет, – поддакнул я. Вмешательство жены оборвало процесс «общения» с изделием мастеров сказочного острова Туле. Доспехи улеглись ждать своего часа, а облагодетельствованный их находкой археолог отправился спать с верной спутницей жизни.
Со стороны могло показаться, что у них всё складывается идеально.
С утра я заехал к Боре. Менты меня не искали, компаньон мог поклясться – он почти сутки дежурил у дверного глазка. Значит Эрик не соврал относительно заявления. «Светлое братство» всеми средствами старалось избежать огласки.
Борю я нашёл изрядно задёрганным. Наверное, от постоянных тревог. Папочки-алкаша дома не было, синьор загуливал по синим делам у ближайшего винного магазина. Боря убивал время перемоткой рыболовных снастей. В отличие от отца, ежедневная разгонка спиртным ему пока не требовалась.
– Привет, – кивнул чмудак лобастой головою, пропуская меня в квартиру. На потёртой клетчатой рубахе болтался трофейный знак – пальма со свастикой. Под Ленинградом воевали не только итальянцы с румынами, но и передислоцированные из Африки головорезы роммелевского корпуса.
Мы разместились в комнате. На столе в беспорядке валялись крючки, дощечки, мотки крашенного марганцовкой шнура и огромные свинцовые грузила. По соседству с аудиоцентром расположился пулемёт, и непонятно было, то ли компаньон открыто забил болт на милицию, то ли чего-то сильно боится. Последнее было более вероятно – из патронника МГ торчала заправленная лента, сбоку был пристёгнут снаряженный короб. Впрочем, второе вовсе не исключало первого. Это ж как сильно надо испугаться, чтобы держать, не стремаясь запала, приготовленный к бою ручник. Вероятно, общение со вспоротым подельником впечатлило его.
– Партизанить готовишься? – обозрел я его сборы.
– Да так… – судя по тому, как смутился Боря, я попал в яблочко.
– Куда надумал дёрнуть?
– Пока не решил, – Боря взял моток стальной жилки, кусачки и стал накручивать поводок. – Может быть на Мёртвое озеро.
– Там же рыбы нет!
– Во Мсте есть.
– Ню-ню, – ответствовал я. – Пулемёт тоже зацепишь, труженник-воин?
– Зачем, ружьё есть, – зыркнул Боря из- под густых бровей, – для охоты больше не надо.
– Ню-ню, – тщание компаньона занять демонстративно отстранённую позицию вызвало у меня злую иронию. – Когда думаешь вернуться к родным пенатам?
– Там видно будет, – философски ответствовал Боря. – Не стоит торопить события.
– А кто их торопит? – я подошёл к столу, взял в руки бесхозный штырь. Один его конец закручивался в кольцо, другой был заточен. – Что это у тебя?
– Надо, – ответил хозяйственный Боря.
– Зачем?
– Для донки.
– Рыбачок… – Боря всерьёз вознамерился меня бросить, это и раздражало. – Лично я на свой крючок кроме триппера ничего не ловил.
– Кому что, – миролюбиво рассудил компаньон, откусывая проволоку. – Лично мне жить охота, поэтому я не буду переть на рожон и тебе не советую.
Получается, что я утратил всякий авторитет. В условиях крайней опасности чмудак принялся думать своей головой.
– Ну что ж, флаг тебе в руки, – сказал я. – Мне не меньше твоего хочется жить, а поскольку есть с кем, то жить регулярно. Для этого нужны деньги. В лесу их не заработаешь, хоть обловись на своей рыбалке. Я остаюсь в городе, буду решать вопросы. Да и Эрика бросать как-то не по-товарищески. Если уж начали работать вместе, надо поддерживать попавшего в беду коллегу.
– У Эрика есть папа с мамой, – поднял на меня глаза Боря, – да ещё любовник впридачу, они ему пропасть не дадут. А у меня – сам видишь. Да и голова, она одна. Что если с плеч долой?
– Вот об этом раньше надо было думать, – напомнил я, – когда без моего ведома находку впаривать поспешили. Кто тут что говорил насчёт событий, господин торопыга? Слушались бы моих советов, не пришлось сейчас ноги уносить.
– Впёрся так впёрся! – горестно вздохнул Боря. – Жизнь не бывает без чёрных полос.
– Бесспорно, – ответил я. – Но особенно много этих полос случается, когда намеренно создаёшь проблемы.
– Ничего не поделаешь, – настойчиво продолжал гнуть своё подельничек. – Такова жизнь. А чёрную полосу целесообразнее пересидеть. Я поеду в лес.
– Вольному воля, – заключил я. Штырь мне понравился. Был он увесистый, из калёного прутка-пятёрки, и я положил его в карман. – Спорить не буду. Твоя жизнь, тебе решать. Ну, я пошёл, закрой за мной дверь.
Боря не возражал, что я скоммуниздил предназначенный под снасть штырь. А мне было нужно его украсть для самоутверждения. Компаньон был так заинтересован в моём уходе, что не осмелился перечить. Он проводил меня до прихожей. Не прощаясь, я поскакал вниз по лестнице. На дверь своей квартиры даже не обернулся. В данный момент делать там было совершенно нечего.
Компаньоны, по ходу дела, отфильтровывались. Оставались друзья. Настоящие. «Вот мы вдвоём, опять у нас потери». Сучья
