формы индуизма и буддизма. Отсюда же, наверное, глаза, а также печать царя Соломона.
— Меня ввело в заблуждение то, что свастика точь-в-точь как у фашистов, — признался Анатолий Георгиевич.
— То есть буквами «Г»? — уточнил я. — Странно. Как правило, оккультным обществам прошлого века более свойственна направленная в другую сторону свастика, обозначающая порядок и процветание. Та свастика, что украсила штандарт НСДАП, символизировала распад, хаос. Хотя, — философски добавил Я, — все зависит от точки зрения, как на свастику смотреть, сверху или снизу. С одной стороны она такая, с другой — диаметрально противоположная.
— Но ведь в различных обществах мог быть принят и «фашистский» вариант?
— Безусловно, — согласился я. — Кстати, должен заметить, что профашистские идеи были завезены в Россию из Германии в тысяча восемьсот восьмидесятом году. При царе-батюшке свободы было больше. У нас спокойно функционировали западные оккультные организации. Видимо, тогда же было основано «Светлое братство» и вырезана достопамятная печать. А сейчас это Братство возродилось, благо национальная идея опять в чести. В свое время импорт ариософии — учения об исключительности высшей белой расы — привел к созданию «Черной сотни». Ныне снова появились военизированные отряды агрессивно настроенных патриотов, радетелей за спасение русского народа. Со всеми вытекающими из этого последствиями: расовой сегрегацией, антисемитизмом и прочими достижениями гремучей мысли. Истории присуща цикличность.
— Вы историк, вам виднее, — признал тесть мою правоту. — Значит, вы полагаете, что возродившееся «Светлое братство» могло быть в прошлом одним из Филиалов «Черной сотни»?
— Ну, филиалом не филиалом… Может быть, Братство в сотенный список и не входило. Другое дело, что для еврейских жидовских погромов оно могло поставлять боевиков. Активная «Черная сотня» это ведь не обособленное Общество, а сборное войско из различных патриотических союзов вроде «Союза Михаила Архангела». Ради благого дела бойцы объединялись с себе подобными. Это и есть изначальный принцип фашизма. Того, классического, итальянского «fascimo». По-итальянски fascio» -пучок.
— Извечная тема объединения, — заключил Маринкин отец.
— Покуда мы едины — мы непобедимы! — процитировал я песнь чилийских коммунистов.
— Илья, у меня телефон уже просят, — виновато признался Анатолий Георгиевич. — Давайте закругляться.
— Ну, о'кей, — сказал я. — Беседа с вами была чрезвычайно познавательна.
— Аналогично, — ответил тесть. — Я рад, что вы мне позвонили.
Уже распрощавшись и положив трубку, я вспомнил, что так и не передал приглашения. Ради чего, собственно, и звонил.
— Содержательно поговорили, — насмешливо констатировала мама, появляясь из комнаты. Конечно же, она слышала все до последнего слова.
— Извини, мам, так уж вышло. С этими родственничками ничего по-человечески не сделаешь. Слово за слово, сам не заметил, как перескочили на другую тему.
— Счастливые часов не наблюдают, — не без доли ехидства заметила мама.
— Сколько же мы болтали?
— Минут сорок.
— М-да… Ну, что поделать, — развел я руками, — так уж получилось.
Но как бы там ни было, цели своей я достиг — встреча с родителями была отложена на неопределенное время.
8
Проснулся я оттого, что мне в ухо залез клоп. Выковыряв паразита, я прижал его к ногтю и казнил как врага народа — только кровь брызнула в разные стороны. При всех своих прелестях, жилище моего друга изобиловало насекомыми.
Почесывая искусанные ноги, я сел на кровати. Рядом безмятежно сопела Маринка. Мерзли неприкрытые одеялом плечи — летние ночи в Питере частенько выдаются прохладными. Чтобы согреться, я крепко растерся ладонями, уткнул подбородок в колени и уставился в сумеречное предрассветное окно.
Не спалось мне вовсе не из-за клопов. Шкурой я чувствовал, что сообщил мне по телефону тесть информацию, от которой головы с плеч летят. Слава вчера по этому поводу сказал:
— Мелет до хрена твой тесть. Напрямую открытым текстом шпарит. Хоть бы тещи постеснялся, что ли.
— Да, к сожалению, — с неудовольствием отметил я. — И знакомый у него болтливый попался. Не иначе как у мусоргашника за бутылкой язык развязался.
— Язык, он враг первостатейный, — наставительно изрек корефан. — Ну ладно, мусор по пьяни растрепался, а тесть-то твой куда суется? Таким
