большой неравномерно окрашенный синяк. Неудивительно, что все так болит.
— Где тебя разукрасили? — поинтересовался Слава.
— Ты лучше спроси, кто меня разукрасил, — вспомнил я жуткую вывеску сатаниста, пустую щель вместо левого глаза и кривой желтый клык. — С ума сойти можно, что со мной приключилось.
— Илья, тебе, наверное, компресс надо сделать, — встряла Маринка, но я остановил ее суету.
— Не надо ничего, само пройдет.
— Дай, я хоть посмотрю.
— Смотри, — повернулся я к ней и продолжил: — А знаешь, что у меня в машине лежит?
— Ну? — заинтересовался Слава.
— Меч.
— Ну, ты даешь стране угля, — констатировал кореш. — Попинали тебя конкретно… но мало.
— Это как сказать, — хмыкнул я. — Кто меня тронет, тот дня не проживет.
— Замочил кого? — догадался друг.
— Точно, — утвердительно кивнул я и поморщился — пальцы у Маринки были как лед, — гарный был хлопец.
— Тебе только волю дай, — заметил Слава. — Ковыряльником небось загумозил.
— А ты как догадался? — Я попытался всплеснуть руками, но спину кольнуло так, что перехватило дыхание. — Зарубил болезного — меч по рукоятку в крови.
Марина слушала, открыв рот, даже синяками бросила заниматься.
— Ну, как там, — спросил я, — ребро не сломано?
— Не знаю, — неуверенно пробормотала она. — Давай, в «травму» съездим.
— Нет уж, — отрезал я, — к черту эти травмпункты, там в очереди три часа стоять надо, а потом участковый будет месяц ходить. Сами как-нибудь справимся.
— Давай, я посмотрю. — Не дожидаясь ответа, Слава стиснул поврежденный бок своими граблями. Я заорал.
— Потише, потише, — заверещала Маринка то ли мне, то ли Славе.
— Все в норме, — заявил он, — переломов нет.
— Ну, у тебя и методы, дружок! — высказался я, чуть отдышавшись.
— Методы как методы, — пожал плечами Слава. — Уж переломы я определю. Кой-какая практика есть.
«Нет, — решил я. — Может быть, он и дурак, но не мерзавец — это точно». Подозрения по поводу гравюр у меня окончательно исчезли.
— Ильюша, давай, я тебе наложу компресс, — пролепетала Марина, которой было невыносимо на все это смотреть.
— Брось ты, — отмахнулся за меня Слава. — Само заживет.
— Как на собаке, — поддакнул я и, покосившись на Маринку, не без злорадства добавил: — А знаешь, Слава, Истребителя тоже грохнули.
— Да ну?! — воскликнул он. — Ты без дела не сидишь.
— Ты думаешь, — деланно возмутился я, — что это я его грохнул?
— Кто тебя знает, — подыграл Слава, видя, что Марина находится в предшоковом состоянии. — Ты ж у нас удержу не знаешь, то на куски кого- нибудь порубишь, то еще что похуже. Под горячую руку тебе лучше не попадаться. И ты это учти! — наставительно заметил он побледневшей Маринке. Она поспешно вышла, а мы пожали друг другу руки.
— По правде, хреновый был денек, — сообщил я, когда мы остались вдвоем. — Наткнулись на книгохранилище сатанистов, без драки не обошлось. Рыцарю голову в лепешку раздавили, а я сторожа мечом заколол, руку ему отрубил, блин, теперь по ночам сниться будет. Хорошо, что Шура меч везде с собой таскал, а то бы каюк — положили бы рядышком. Я ведь без ничего был, вообще без оружия — голый как бубен, а сатанист был неплохой боец, я мечом-то еле сладил. Видал, как он меня отделал?
Слава сочувственно покивал.
— Железо с собой носи, — посоветовал он.
— Как знать, — помялся я. — Срок в кармане таскать тоже удовольствие ниже среднего.
— Ну, я таскаю, и ничего, — хлопнул кореш по куртке, левая сторона которой заметно отвисала.
— Может, ты и прав, — вздохнул я.
В конечном счете, Слава всегда оказывался прав, какими бы глупыми на первый взгляд ни казались его поступки. Различие между нами заключалось в степени знания жизни. Корефан накушался ею вдоволь и уже не раздумывал, как именно и что ему следует делать, а поступал согласно пресловутому «соображению». И поступал правильно.
— Мужчины, вы есть будете? — возникла в дверях Маринка.