Посидев еще немного в кабинете, я пошел на кухню и сварил кофе. На душе стало тяжко. И от прочтения дневников, и от осознания, что последние две недели моя жизнь — это сплошные трупы. Три рабочих-бича, Афанасьев, Валера, Женя, немцы, Гоша и арабы, арабы, арабы… И передвижная милицейская группа, которую уделал мой компаньон. Моча ему в голову ударила, афганский синдром взыграл — всегда начеку, или будешь убит. А после зоны ему и повода уже никакого не надо, наверное. По себе знаю: уж на что я человек мирный, а эту лягавую сволочь готов голыми руками душить — за дело ли, просто… Отечественная исправительная система нашей любимой Родины своих граждан здорово в этом плане исправляет. Я не успел обдумать эту мысль, как в дверь весело позвонили.
Сто лет будет жить, только что о нем вспоминал — Слава, счастливый и пьяный, собственной персоной завалил в прихожую.
— А у меня все ништяк, — с порога объявил он, протягивая мешок.
— Приятно слышать, — сказал я, заглядывая в пакет.
Слава прибарахлился, водки купил, ого! — закуски. Да-а, разгулялся мужчина.
— Какими новостями порадуешь?
— С Ксенией встретился, — мы уселись на кухне, Слава вскрыл бутылку «Смирнофф», и я за компанию дернул рюмочку, — и соединились.
— Интересно, продолжай. — Я положил на хлеб толстый ломоть ветчины и закусил. Под водочку сообщение друга показалось крайне интригующим.
— Да нет, я не то хотел сказать, — смутился Слава, — хотя и это тоже. В общем, мы помирились и сошлись. Я теперь у нее живу.
— Поздравляю. — Я искренне обрадовался и протянул ему руку.
Обменявшись крепким мужским пожатием, мы пропустили еще по сотке, я обильно закусил и подумал, что увлекаться особо не стоит.
— Женюсь, наверное, — довольно улыбнулся своей щербатой пастью Слава. Зубки у него на зоне основательно подпортились, левого переднего и резца вообще недоставало — то ли выбили, то ли выпали сами. Изо рта у него шел гнилой запах, и я сделал усилие, чтобы не поморщиться. О зубной щетке с пастой он, наверное, с Афгана забыл.
— Приятно слышать, — заметил я. Мне и на самом деле было приятно. Во-первых, человек квартиру нашел, женится — так пропишется наконец; во-вторых, моя хата освобождается и можно попробовать свить собственное семейное гнездо; а в-третьих, и «Смирнофф» тому немалой виной, меня умилила романтическая встреча двух любящих сердец после долгой разлуки.
Надо же, думал я, счастливо кивая каждому проносящемуся мимо меня слову (корефан раздухарился, его пробило на речь, которую я совершенно не воспринимал), немолодые, в общем-то, люди, столько лет прошло и столько событий случилось, а они все равно встретились. Несмотря ни на что. Или даже, скорее, благодаря тому, что…
— От судьбы не уйдешь, — возвестил я, воздев к потолку указательный палец.
— Верно, — охотно прервался Слава, поднимая рюмку. Я машинально взял свою и обнаружил, что она оказалась наполненной.
— За любовь, — произнес я тост, — и за судьбу, от которой не уйдешь!
Мы опрокинули, я тут же старательно зажевал это дело сэндвичем, стараясь не терять ясности рассудка и памятуя, что много пить я не умею. Затем меня потянуло ознакомить Славу с теми выводами, которые сделал, листая полевой дневник. Рассказ получился комканый и мне самому не понравился. Я запутался и обвинил Петровича во всех смертных грехах. Слава проникся и сказал, что его Афанасьев тоже по зоне настораживал, и завершил достаточно неожиданным заявлением, что слишком спокойные и слишком умные — всегда враги, ибо только и думают, как тебя перехитрить. Я тут же вопросил, не считает ли он и меня врагом, на что получил добродушный ответ, что такого дурака, как я, надо еще поискать, а значит, не опасен.
Тут я понял, что мне надо пойти поспать, ибо с меня уже хватит. Слава тоже заявил, что пора дать храпака, из чего я заключил, что ночь прошла в бурном веселье, — на сон товарищ был стойким и мог бодрствовать весьма продолжительное время.
Пробуждение было тягостным. Все-таки сон в дневное время, усугубленный алкогольным возлиянием, — штука гнусная. Я мрачно слез с кровати и побрел в туалет, пошатываясь на ходу и почесывая ноги (пока спал, зажрали комары). Героически ополоснувшись под холодным душем, я попытался прогнать из тела вялость, но особых успехов не добился, а только усугубил похмельный колотун. К тому же я был полон нехороших предчувствий, как всегда бывало с бодуна.
К счастью, затариваясь, Слава прихватил литровый пакет апельсинового сока, полным стаканом которого я начал лечение, запив две таблетки аспирина. Вообще-то, аспирин следовало принимать не после, а до начала чествования Диониса, но мне полегчало.
Был уже вечер, девять часов. Я заварил кофею и стал прихлебывать сей чудодейственный напиток, который понемногу развеивал дурное настроение.
Вскоре ко мне присоединился Слава. Он появился на кухне, помятый после сна, плюхнулся на табуретку и тяжело помотал головой.
— Уу, — только и смог издать он, вцепившись в пакет с живительной влагой. Утолив жажду, он выбросил пустую коробку в мусорное ведро и ополоснулся под краном, брызнув в лицо пригоршню воды. — Похавать чего-нибудь есть?
Я кивнул на холодильник, удивляясь, как у него сейчас что-то в рот лезет. Впрочем, Слава был лишен многих тяготивших меня проблем. Как морального свойства, так и физического.
