— Кто такой Малик?
— Брыгадыр, имя такое — Малик.
— Как ты с ним связь поддерживаешь?
— Тэлефон есть, — бандит кивнул на грудь.
Я быстро распахнул пиджак и вытащил из внутреннего кармана «Моторолу»:
— Когда ты ему должен был позвонить?
— Когда тэбя увидал, — презрительно покосился на меня азер.
— Ты, урод, — заорал я, — ты позвонил или нет?!
— Пазваныл…
— И что? Что он тебе сказал?
— Сказал, чтоб дакладывал, куда ты пайдеш.
— Я тебя грохну, козел вонючий, — сквозь зубы процедил я. — Почему ты раньше не сообщил? Сейчас они уже все на ушах стоят!
— Какой у них номер? — спокойно поинтересовался Слава.
— Там ест… На кнопку нажымаеш, — ответил пленник, брызгая кровью.
— Сейчас позвоним, скажешь, что он, — Слава кивнул на меня, — в магазин ходил и вернулся. Говорить будешь по-русски, вякнешь хоть слово на своем — сразу убью, отрежу яйца, засуну тебе в рот и кожу с торса на башку натяну. Так духи с нашими пленными делали, — пояснил он мне. — Ну, все понял?
— Понял.
Я нажал кнопку вызова, подождал, пока наберется номер, и сунул «мотороллер» под ухо горцу.
— Ало, Рафик, да. Я вэрнулся. Этот в магазин ходыл. Да, домой сэйчас пришол. Всо, жду.
— Ну? — спросил Слава.
— Сказали, чтоб ждал. В шэст часов смэнят.
— Значит, до шести время есть. — Слава взглянул на часы. — Ну а ты колись, паскуда, что тебе еще Малик про нас говорил?
— Гаварыл, чтоб сматрэл за ним, — указал на меня азер. — Всо, болшэ ничэго не гаварыл.
— Сколько пацанов у Малика в бригаде?
— Пять.
— Вместе с тобой?
— Я шэстой.
Это уж точно. Я выгреб из окровавленного пиджака барахло, которое он там носил, и внимательно изучил его. Лопатник с парой сотен тысяч, носовой платок и перочинный ножик особого интереса не представляли, а вот записная книжка заслуживала пристального внимания.
— Где Малик живет? — продолжил Слава допрос.
«Черный» помялся.
— Ну! — гаркнул Слава. — В уши долбишься, что ли?
— П-праспэкт Руставели…
— Слюшай, дарагой, ты затрахал, да? — Я сунул ему под нос записную, где на литеру «М» на последней строчке был записан адрес бригадира, а старый — на Руставели — зачеркнут. — Хватит нам тут порожняк гнать!
— Забыл… — Дрогнувшая под ударом кулака печень заставила проглотить конец фразы.
— Да тут все есть, — успокоил я друга. — Память, видно, слабая.
— Ну тогда и базарить нечего. — Слава поднял тряпку, ткнул в рот пленнику, тот сжал зубы. — Открой пастину, сука! — Последовал удар в подбородок, и хачик сдался. — Ты у меня легкой смерти не получишь, гад!
Я быстро поднялся наверх. Нет, Слава все-таки психопат. Я вдруг представил себя поступающим в аспирантуру: «А что вы делали, дорогой коллега, в период с… по…?» За спиной раздался душераздирающий вопль, утонувший в противном бульканье. «Слава там с ума сошел, — подумал я, — да он и был ненормальным». Я посмотрел на руину. Подельничек уже выходил оттуда, вытирая красные руки мокрой замасленной тряпкой.
— Подох, засранец, — виновато, словно оправдываясь, сказал он, усаживаясь на водительское место, — сердце не выдержало.
Я мрачно посмотрел на него. Так я тебе и поверил. Небось глотку перегрыз, волчара. Я припомнил его афганские байки. Ненависть к духам у него была на патологическом уровне, теперь всю жизнь будет душу отводить, потому что война для него так и не кончилась.
Впрочем, и у меня она в самом разгаре. А надеяться, кроме как на этого кента, больше не на кого. Вот и выбирай. За выбором дело не стало — уж очень не хотелось в ближайшие сроки примерять деревянный бушлат, поэтому надо было идти на союз хоть с самим чертом. Впрочем, и в этом случае разница была невелика.
