лучше. Изредка им под нос вытаскивают спецконтейнер, а они отрабатывают свой хлеб, и все довольны. «Тигры» там кукурузу охраняют, но они вообще-то не для этого, а чтобы экстремистов по Крыму гонять, если татары возбухнут или пророссийские смутьяны голову подымут.
— Логично, — только и сказал Макс.
До анализа фактов он никогда не опускался, принимая легенды Соединения как данность и почитая их за личную доблесть. Осознавать, что государство его нагло обманывало, подставляя под натовский десант или прямой ядерный удар для неоправданного расхода сил и средств противника, было горько.
— Впрочем, чего от отечества ждать? — печально добавил он.
Юра заметил его удрученный вид и сказал:
— Ты что, брателло, нанимался ядерное оружие охранять или тебя против твоего желания после школы призвали и ты не знал даже, в какой род войск попадешь?
— Нас опять надули, — тоном натерпевшегося лоха констатировал Макс.
— Как жабу болотную. — Юра проворно разлил остатки абсента, замутил с мятным ликером, стукнул донышком стакана по столу, приглашая принять участие. — В детстве мы в деревне с ребятами лягушек надували через соломинку. Знаешь, вставляешь в зад и дуешь. Я, короче, чего-то дую-дую — никак. Там у нас один был такой перец, забрал у меня, раз, смотрит на соломину, говорит, что ты ее всю обслюнявил, гадость какая. Потом достает из лягушки соломинку, переворачивает и дует. Прикинь, какой молодец!
Макс против своей воли улыбнулся.
— Кстати, по поводу надувательства. — По лицу собеседника было видно, что он принял какое-то решение. — Я так понимаю, ты сейчас в свободном полете?
— Пока не приземлили, тьфу-тьфу-тьфу.
Юра навис над столом, тлеющая сигара между пальцев торчала, как у гангстера.
— Ты как, в деле поучаствовать?
— В качестве кого? — спросил Макс больше для проформы, отлично зная, что если ему и наметили участие в роли лоха, то никогда об этом не скажут.
— В качестве компаньона.
— Что мы будем делать?
— Надувать.
— Давай по трезвяку обсудим.
— Давай.
Юра докурил и попросил счет.
— Забей! — отмахнулся он, когда Макс потянулся за кошельком.
Верещагин не стал спорить: хозяин — барин.
Они выкатились на улицу. Макс подумал, как бы улизнуть, чтобы не попалить адрес. Компаньон компаньоном, а перед человеком, который занимался надувательством с детства, засветить последний оплот не хотелось. Достаточно того, что Майе показал.
— Ты мой номер запиши, — сказал Юра, доставая мобилу. — Диктуй свой, я тебе сейчас звякну.
— Говори, я так запомню, — умело съехал Макс.
Юра продиктовал номер, который Макс занес в записную книжку своего сотового.
— Готово, — сказал он. — До связи.
Юра быстро поймал ему машину, но сам ехать не спешил.
— Пойду в офис, — доверительно сообщил он. — Взбодрю эту дуру, если домой не ушла.
— Не любишь ты Свету, — укорил Макс.
— Абсолютно, — признался Юра. — Ее не за что любить. Дура — она дура и есть, и судьба ее печальна.
Оставив негоцианта темных дел издеваться над глупой секретаршей, Макс отбыл домой и вышел на всякий случай возле метро: спьяну он пугался даже таксиста. В теплой машине его развезло, но на улице взбодрился, купил цветов и тортик, дабы умилостивить подругу.
— Ого, да ты гуляешь, Никитин! — Майя оценила его состояние и от зависти восприняла по-женски, в штыки.
— Да, встретил старую гвардию, — пробормотал Макс, стаскивая ботинки. — Служили вместе.
— Это в «Альмарелли»? — без запинки произнесла Майя.
«Должно быть, весь день учила», — подумал Макс и заплетающимся языком сказал, чтобы не позориться, просто:
— В ней самой.
— И чего?
