позаботиться о себе сам. Теперь, после того, что он узнал, – другое дело. Ему надо будет обдумать и это тоже.
Но только не сегодня. Он слишком устал и не мог перестать думать о Ли-Мэй. А потом – о Лю. Первый сын, старший брат. Они много лет жили в одной комнате…
Тай отбросил и эту мысль. Снова сентиментальность. Они уже не дети.
– Это женщина, – уточнил он. – Из воинов Каньлиня. Она видела, как солдаты губернатора ушли с арестованными, и решила, что кому-то нужно остаться на страже. С ней бывает трудно.
– С ними всеми бывает трудно. Женщины, воины Каньлиня. А уж в одном лице… – поэт рассмеялся. Потом спросил, как почти ожидал Тай: – Кто тот человек в Синане, который послал ее?
Он ведь уже решил доверять и этому человеку не так ли?
– Та куртизанка, о которой я упомянул. Наложница Вэнь Чжоу.
На этот раз поэт заморгал и сказал через несколько секунд:
– Она пошла на такой риск? Ради мужчины, который отсутствовал два года? Шэнь Тай, ты… – Он не закончил эту мысль. – Но если твоей смерти хочет первый министр, даже риск потерять твоих коней для империи, возможно, не заставит его передумать.
Тай покачал головой:
– Если убить меня сейчас, после того как пришло сообщение о конях, Чжоу или мой брат рискуют, что кто-нибудь – вы, Сюй Бихай, даже комендант у Железных Ворот – свяжут это с ними. Потеря такого большого количества сардийских коней придала бы значение моей смерти. Враги Вэнь Чжоу могут использовать это и свалить его.
Поэт задумался.
– Тогда о чем речь? Ты ничего не мог бы сделать для сестры у Куала Нора, правда? Ты был слишком далеко, было уже слишком поздно, но убийцу все равно послали. Для того чтобы устранить нового врага раньше, чем он вернется? – Он поколебался. – Или, может быть, соперника?
Это было похоже на правду.
Ее волосы при свете лампы…
«А если один человек заберет меня отсюда, когда ты уедешь?»
– Это возможно, – согласился Тай.
– Ты поедешь дальше в Синань?
Тай улыбнулся, в первый раз после того, как вернулся сверху. И сказал невесело:
– Я ведь должен это сделать? Я отправил сообщение. Меня будут ждать с нетерпением!
На этот раз ответной улыбки не последовало:
– Или будут ждать на дороге, это тоже возможно. Шэнь Тай, ты примешь в попутчики недостойного друга?
Тай сглотнул. Этого он не ожидал.
– Зачем? С вашей стороны было бы глупо и опасно подвергать себя…
– Ты помог мне вспомнить поэму, – ответил тот, кого называли Изгнанным Бессмертным.
– Нет смысла…
– И ты два года хоронил мертвых у Куала Нора.
Снова молчание. В этом человеке много пауз, подумал Тай. Пространства между словами, не менее важного, чем сами слова.
В другом конце комнаты кто-то начал тихо перебирать струны пипы, и звуки поплыли сквозь свет ламп и тени, как листья по освещенному луной потоку.
– Синань изменился. Тебе понадобится человек, знающий тот город, которым он стал с тех пор, как ты уехал. Знающий лучше, чем некоторые воины Каньлиня, вышагивающие взад и вперед, – Сыма Цянь ухмыльнулся, а потом рассмеялся, забавляясь какой-то мыслью, которой не захотел поделиться.
Рука поэта, заметил Тай, потянулась к мечу и прикоснулась к нему.
«Друг» – вот слово, которое он произнес.
Путешествие не кончается тогда, когда кончается.
Эта избитая мысль приходит ей в голову в холоде ночи, пока она ждет одна в своей юрте. Ли-Мэй не спит и не ложится под овечьи шкуры, которые ей приготовили на ночь – в степи под звездами может стать еще холоднее. Когда опущен клапан, внутри юрты темно, как в гробнице. Она не видит даже собственных рук. Ли-Мэй сидит на тюфяке, полностью одетая, сжимая в руке маленький кинжал.
Она дрожит, и ей это не нравится, хотя никого здесь нет и никто не видит ее слабости.
Учение о священном Пути использует фразу о путешествии и месте назначения, чтобы проповедовать, в том числе, что путешествие человека по времени и мирам не заканчивается смертью.
