той же причине. Отчасти.
Сун с вызовом встретила его взгляд. Они все еще стояли в павильоне-приемной, рядом никого не было.
– Да, – сказала она. – И из-за нее тоже.
Он вспомнил, что каньлиньским воинам лгать запрещено.
Что можно ответить на такое? С ее стороны это неожиданно, учитывая то, насколько она сдержанна в других случаях. Вера в народные легенды, в древние сказки, но она, конечно в этом не одинока.
Поэт прошел через первый внутренний двор в ближайший павильон, где все еще играла музыка. Когда Тай посмотрел в ту сторону, Цянь снова вышел, ухмыляясь, с флягой вина и двумя чашками. Он снова поднялся по ступеням.
– Вино Лососевой реки, поверить невозможно! Я просто счастлив!
Тай понял ладонь:
– Вы хотите моей смерти. Больше никакого вина сегодня.
Улыбка поэта стала шире. Он процитировал:
– «На самом дне последней чаши, на исходе ночи, таится радость».
Тай покачал головой:
– Возможно, но скоро рассветет.
Сыма Цянь рассмеялся:
– Я тоже об этом подумал. Так зачем вообще ложиться спать?
Он повернулся к Вэй Сун:
– Оставь комнату себе, маленькая воительница. Я буду у музыкантов. Уверен, что кто-нибудь предложит мне подушку, если она понадобится.
Сун снова улыбнулась ему:
– Комната ваша, господин. Может быть, та подушка – или тот кто-нибудь – окажутся вам не по вкусу. У меня есть место на эту ночь.
Поэт бросил взгляд на Тая. Кивнул. Он совсем не выглядел пьяным.
– Я распоряжусь, чтобы любое послание от губернатора принесли мне, – у Сун хватило вежливости поклониться Таю. – Если вы не возражаете.
Возможно, он не должен был чувствовать себя таким обессиленным, но чувствовал себя именно так. Слишком много всего сразу. «Это касается твоей сестры». Он кивнул:
– Да, спасибо. Ты меня разбудишь, если сочтешь нужным.
– Конечно.
Двое слуг прошли мимо со свернутой циновкой; они двигались быстро, но ухитрились поклониться в их сторону, когда шли мимо. Они вышли во двор и прошли под фонарями к строению слева. Цянь шел за ними, но потом снова повернул направо, к звукам пипы и флейт, и к всплескам смеха, несмотря на позднее время. В его походке Тай уловил нетерпение.
Тай и Сун последовали за циновкой в другую сторону. Ее положили на крытой веранде первого строения, возле закрытой двери его комнаты. Слуги опять поклонились и поспешно ушли, оставив их наедине.
Вдоль веранды через равные промежутки горели факелы. До Тая и Сун доносилась тихая музыка с дальнего конца дворика. Тай посмотрел на звезды. Он вспомнил последний раз, когда Сун провела ночь у его комнаты. Интересно, есть ли на двери засов, подумал он.
Потом вспомнил, что хотел навестить Динлала перед тем, как лечь спать. Он мог бы попросить об этом Сун, и она бы это сделала, но ему это показалось неправильным. Она не спала так же долго, как и он. Вряд ли это необходимо: один из солдат из крепости у Железных Ворот, тот первый, которого увидел Тай, подъезжая к крепости на стене, почти никогда не отходил от коня. Весьма вероятно, он и спит в конюшне.
Тай не знал, где остальные солдаты… вероятнее всего, у них общая комната. Они давно уже должны спать.
В каком-то смысле, Сыме Цяну пришла в голову правильная мысль. Таю уже доводилось проводить всю ночь за выпивкой, много раз. С Весенней Капелью, с Янем и другими студентами и их женщинами. Но сегодня у него не хватит сил.
– Ты разбудишь людей? – спросил он у Вэй Сун.
