— Знаешь, в коридоре свет такой яркий, слепящий. Вот как будто в кино. И люди постоянно по коридору ходят. Знаешь… Вот как из фильмов. До революции были такие вагоновожатые. Только их почему-то много. Просто один за одним ходят. А за окном вообще — черно. Густо так. А, знаешь, у тебя был еще клип такой.
— Черно, — повторил Костя.
— Да. А что тут такого?
— Да ничего. Я так. А что за клип?
— «Therion».
— Это — сепия. Цвет такой.
— А-а-а-а. Точно.
— Сон — сепия. Что тут такого?
— Ой. А от тебя пахнет чем-то.
— Ты чего? Чем от меня может пахнуть?
— Ты выпил чего-то?
— А, да. Я ходил в вагон ресторан за водой, а там этот, камрад Буффало с удаффкома, и они с Сашей пили вискарь, ну и я с ними выпил. Бодяга какая-та. Не знаю. Может, они мешают с чем-то. Не знаю. Что-то мне это не понравилось. Никак.
— Странно.
— Чего?
— У меня тоже такое ощущение. Только я не пила. Слушай.
Аня села рядом с Костей, полуобняла его и шепнула на ухо.
— Чего? — спросил Костя.
— Мяу.
— А-а-а-а-а.
— У нас там же есть вино?
— Есть.
Костя, как по команде, полез в сумку. Он вообще послушный был, когда дело касалось любви.
— И вот, — продолжала его подруга, — я выглянула в окно. Во сне. Представляешь. А ночь липкая, и кусками к лицу прилипает. Я пытаюсь ее стереть, а она только размазывается. Представляешь? Куски ночи.
— Круто. Куски ночи. Мне б такое снилось.
— Да нет. Ты не понял. Это я так говорю. Так вот, я иду и смазываю. И не знаю, гдя я иду. Улицы, или нет. И тут смотрю — вдалеке огонек. И он приближается, приближается. Знаешь, вот как под водой. Фонарь светит, а свет размазан. И, что интересно, поезд идет, идет, а свет — он на месте. Я еще удивилась. Ведь источник света в этом случае должен также следом идти. Верно? А он явно на месте стоял. А поезд шел. Я во сне даже удивилась. Посмотрела, ну, вперед, высунувшись из окна, а вагон, он весь, как шапка, покрыт не то растениями, не то волосами.
— Фигня какая-та, — возмутился Костя.
Он вынул бумажный пакет с вином, отрезал край ножницами и разлил вино по кружкам. Кружки были синие, офисные, с какими-то корпоративными логотипами.
— Выпьем.
— Поцелуешь меня?
— Да.
— А еще раз?
Костя поцеловал свою подругу в губы. Они выпили вина, и она продолжила рассказывать свой сон:
— И вот, я смотрю, и как-то не страшно, а просто — ощущение тьмы. А этот, с фонарем, все приближается и приближается. И, наконец, он оказался ближе. И — не поверишь, мы едем, и внизу, в отблесках, видно, как проносятся полосы — щебень, трава какая-та. А он стоит на месте. Как будто относительно его мы стоим на месте. Как ты себе такое представляешь? Помнишь, у Гальки была книга про сны?
— Ага.
— Вот там картинки такие были — смотришь, и кажется, что с ума вот-вот сойдешь. Так и это. Он. Оно. Мы едем, оно стоит, не едет, но все время находится на уровне окна.
— Кто же это был? — спросил Костя, наливая.
— Это было существо.
