— Куда же Саша пошел? — спросил Костя.
— А, — камрад махнул рукой, — щас выскочит и побежит паркуром заниматься, — у него там уже полно своих теорий. А у меня нет теорий. Видишь, какая разница, амиго? У меня ни одной мысли в голове нет. Я считаю, что надо пить водку. Сейчас поезд остановится, и посмотрим, ху из ху. Где мы? Воронеж? Да нет, должны были уже проехать. Сейчас, сейчас….. Вот увидишь. Выйдем. Не, алгоритмично…..
— Чего?
— Алгоритмично, говорю…..
— А…
— Я говорю, наши действия — подходим к проводнику. Спрашиваем, сколько стоит. Если а) стоим мало — идем назад и допиываем то, что есть. Else — если у нас есть немного времени, то мы идем и берем водку. Наверняка, в магазине водка будет дешевле. А, и пожрать возьмем. А то тутошняя жрачка что-то не очень. И вот, если следовать по этой ветке логики, мы берем водку и селедку. Или почему — селедку? Нет, давай возьмем именно селедку. И возьмем газету, чтобы резать. И воды. А то после рыбы фиг напьешься. И едем, стало быть, еще дальше.
Костя с подозрением посмотрел на Виталика.
— А? — спросил тот.
Костя разлил водку и внимательно посмотрел в глаза камраду Буффало.
Он увидел что-то в его глазах. Не то, чтобы он не рассмотрел. Он просто не понял.
Его мозг не переварил.
Он пил медленно, пытаясь понять…..
Камрад внимательно смотрел Косте в глаза. Что видел он? Эта была немая статическая сцена.
Поезд остановился, и где-то невдалеке что-то стукнуло — видимо, проводник открыл дверь и опустил порожек.
— Можно пойти взглянуть, — сказал Костя, — я уверен.
— В чем? — спросил камрад Буффало.
— А, — Костя махнул рукой.
Все, что происходило, ему порядком надоело. Он еще раз налил водки, выпил. Пошел к стойке, чтобы заказать. Казалось, что развязка близка. Возможно, что так и было. Но суть была в том, что Костя желал своей, собственной, развязки. Он был готов вынуть свой мозг, проветрить и вставить назад, только бы все встало на свои места.
В этот момент послышался какой-то дополнительный шум.
— Есть водка? — спросил Костя у бармена.
— А, — ответил тот.
Шум за спиной усилился. Он услышал громкий вздох. И — какое-то чмокающее, всхлипывающее, продолжение. Скрипнула дверь.
— Есть? — переспросил Костя.
Тут он понял, что бармен смотрит ему за спину и видит что-то….. что-то такое….. глаза его лезли из орбит.
И тотчас за спиной у него кто-то завопил — громко, на пределе возможностей голосовых связок. От этого звука у Кости заболело в горле. Лечге было тут же, на месте, умереть, чем жить дальше.
— Билетики, билетики! — сказал скрипучий, омерзительнейший, голос.
Костя обернулся.
В вагон вошел кондуктор.
— Билетики, — прорычал он, — билетики.
Костя стоял, как вкопанный. У кондуктора было три руки. Две — обыкновенные, впрочем, деталей было не видно. Третья же — какая-та длинная, неестественно тонкая, но — в рукаве с нашивкой железных дорог. И вот, вытянув эту руку, он ударил ногтем в голову пассажирке — толстой тетечке лет сорока, пробил через, а тетечка извивалась, вопя и дергая руками. На правой стороне лице у кондуктора имелись отверстия, и из нее торчала не то трава, не то — волосы, а в одной из дырок сидело какое-то ужаснейшее насекомое. По краям вокруг этого отверстия кожа была синеватой — вроде как подгнивней. Сами же края были прошиты — не то нитками, не то еще чем-то.
Глаза кондуктора горели.
Из них исходило желтоватый свет, который напрямую проникал в душу. Косте показалось, что, даже когда он напрямую не попадает в глаза, этого достаточно, чтобы победить волю. Он даже почувствовал какое-то возбуждение. Один грамма света.
Одна единица светосилы….
Совсем немного, чтобы покорить чужой разум.
И все это — моментально. Еще секунду назад ты мог не знать, что существует ментальная кислота, а теперь — ты уже в ней растворяешься, точно кусочек дешевой ткани.
