– Вчера оно тут не лежало, – некстати подтвердил Бубенцов, выглянув из окна.
– И ветра вроде не было, – рассуждал вслух Артюхов.
– Какой ветер! – с некоторой нарочитостью закричал Плетнев. – Оно спилено! Это с умыслом! Нет ли здесь засады?
Бубенцов рассмеялся и, не в силах удержаться от соблазна сыграть новую сцену, завопил:
– Друзья! На помощь! Я здесь. Час освобожденья пробил!
Дальше случилось непредвиденное: Плетнев выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов по кустам.
Актер замер от неожиданности, кони шарахнулись, Артюхов оторопело крикнул:
– Вы что? Очумели?
– Ложись! – заорал ему Плетнев. – Прикрывай меня с тыла! – Он выхватил саблю и, провозгласив: «Плетнева голыми руками не возьмешь!» – устремился в кусты.
Через секунду кусты заколыхались, оттуда донеслись яростные вопли и крики: «Врешь, не уйдешь! На! Получай!» Раздался стон…
– Ой, мама! – испугался Бубенцов. – Что это, Егорыч?
– А я почем знаю? – недоуменно пробормотал Артюхов.
В ту же секунду из кустов раздалось два выстрела, пули попали в карету. Бубенцов в страхе плюхнулся на дно экипажа, Артюхов схватил винтовку.
Из кустов выбежал корнет в растерзанном мундире. Продолжая размахивать саблей, он вскочил на козлы рядом с Артюховым и заорал:
– Там их много! Гони!
Артюхов дрожащими руками потянул вожжи.
– Живыми не дадимся! – крикнул Плетнев, обращаясь к кустам, и неожиданно шваркнул рукояткой пистолета по голове Артюхова.
Тот обмяк и свалился с козел на землю. Плетнев спрыгнул и распахнул дверь кареты:
– Господин карбонарий, вы свободны!
Актер выглянул из кареты, осмотрелся, увидел лежащего на земле Артюхова и, поняв, что произошло, ужаснулся:
– Зачем вы это сделали?
– Бегите! – взволнованно сказал Плетнев.
– Куда?
– К сподвижникам!
– Как? Зачем? А как же расстрел?.. Нет, я не могу!
– Не теряйте времени! – прикрикнул Плетнев. – И знайте: в армии есть благородные люди!
Бубенцов некоторое время удивленно смотрел на одухотворенное лицо корнета, потом вылез из кареты и, произнеся загадочную фразу: «Ну и дела! Вот влип…», – пошел обратно по дороге. Однако, сделав всего несколько шагов, он круто повернулся:
– Нет, так не пойдет! Конечно, спасибо вам большое, господин офицер, но я предпочитаю остаться!
– Да вы что?
– Лично я никуда не побегу! – заупрямился приговоренный.
– Почему?
– Из-за вас! Вы – благородный человек, но и мы, карбонарии, тоже, понимаешь, не лыком шиты! Вам за это каторга грозит!
– Не ваша забота! Вас-то смерть ждет!
– А это не ваша забота!.. Одним словом, господин офицер, не станем препираться. Извольте отвезти меня к месту казни! Так для нас обоих спокойней будет.
Бубенцов заложил руки за спину, переступил через лежащее дерево, как через Рубикон, и величественно направился вперед.
Плетнев от изумления разинул рот.
– Стой!
Бубенцов обернулся, увидел наведенный на него пистолет.
– Либо беги, либо стрелять буду! – прохрипел бледный от волнения Плетнев.
Артист понял, что в данном случае коса нашла на камень, а попросту говоря – благородство на благородство.
– Дурак ты, корнет, – вздохнул Бубенцов. – Парень, видно, хороший, честный… но… Если б ты все знал… Как бы объяснить… Эх! Не могу. Не имею права.
– А я ни о чем не спрашиваю! – твердо произнес Плетнев. – Бегите! Здесь можно оврагами, через лес… Переберетесь в соседнюю губернию, а там и до границы недалеко…
– Какая граница? – завыл актер. – Ох, Господи, как все было просто: расстреляли бы меня и разошлись мирно. А теперь выпутывайся! Ну, черт с тобой! Прощай!
